|
Я давно замечал, что тип летательного аппарата, на котором летает летчик, накладывает отпечаток на выработавшийся характер, привычки, традиции внутри каждого летного клана. Например, истребители – это ребята, как правило, чванливые, эгоцентричные, привыкшие, что они - в центре внимания всех многочисленных обеспечивающих служб. Они - лидеры по определению, из них вырастают хорошие Командующие, но общаться с ними можно, если, в основном, работаешь «на прием».
Бомбёры - ребята компанейские, но себе на уме и привыкли темнить, так их система воспитала, много у них там всяких ну очень военных тайн, как же - «ядроносцы».
Транспортники - это коллективисты, у них в экипаже все расписано и отработано за множество поколений - кому после посадки добро пробивать, кому самолет заправлять и обихаживать, кому за водкой бежать, кому гостиницу и баб для экипажа обеспечивать.
Ну, а вертолетчики - это мы, стало быть, народ простой, без особых затей, привыкший друг за дружку держаться, «пахари войны», не вылезающие из этого состояния больше четверти века, да и в периоды краткого затишья между очередными войнушками - то тебе Чернобыль, то Спитак, то еще какая-нибудь напасть, где без нас - никуда…Ну не может истребитель в самое жерло реактора сунуться, чтобы запихнуть в его изрыгающую огонь и радиацию пасть очередную порцию песка, свинца или еще какой гадости, напридуманной химиками.
Не может он и в окоп врага заглянуть, чтобы разобраться с ним в «прямом контакте», да и в обнимку с нашими бойцами в атаку ходить, прикрывая их в прямом смысле сверху собой, тоже не может. И уж не одному транспортнику в кошмарном сне не приснится на ладошке подать пехоте-матушке, задвинутой судьбой в горы, ущелье или еще куда-нибудь, где черт ногу сломит, боеприпасы, харч, воду и письма от любимой матрёны, без коих воевать невозможно, а для нас это – повседневная работа.
Я уж не говорю о сомлевших раненых бойцах, которые, ожидая вывоза вертушками с поля боя, считают оставшиеся минуты своей жизни, молясь на командира экипажа вертолета, как на господа бога.
Для каждой такой работенки есть специализированные машины. Например, Ми-24 - это летающий танк, вооруженный до зубов, бронированный, даже по своему внешнему виду - наглый и угрожающий.
Летающие мастодонты, транспортные Ми-6, или их «сыночки» Ми-26 - воздушные амбары, вмещающие столько и стольких, что этого иногда даже экипаж не знает.
Ну а Ми-8, «восьмерка», настоящий универсал, может все, что делают остальные вертушки в отдельности, только еще много больше.
Кто на ней начал летать, на другую машину уже, как правило, не пересаживается, если только в познавательном плане, для пополнения коллекции освоенных аппаратов, но при этом никогда не изменяет в основном пристрастии, такая это машина умница.
По непонятному, укоренившимся у военных коду, для запутывания врага в эфире, было принято именовать в открытых радиопереговорах Ми-24 –« полосатым», Ми-6- «большим», а Ми-8 звался - «зеленый»…
****
Наша эскадрилья, «эскадра», как это принято несколько залихватски произносить в авиации, часть большого коллектива, именуемого вертолетным полком. Базировалась она вместе с этим полком соответственно в далеком (хм, смотря от чего), забытом богом и центральном военным руководством местечке под труднопроизносимом названием Магдагачи.
Получив туда назначение, я два дня учил это милое наименование. В просторах бескрайнего Дальневосточного военного округа этот п.г.т. находится (именно находится, т.е. с трудом находит себя на карте) наискосок от Благовещенска в верстах пятистах, кои по здешним меркам не являются гигантским расстоянием. Гарнизон этот считался «ссыльным», т.е. туда, как в наказание, могли отправить тянуть служебную лямку офицеров из других, более комфортабельных районов. Названием этого «теплого» местечка, где не растут даже вишни, пугали впечатлительных мамочек выпускников училища лихие кадровики, делая при этом выразительную паузу и пристально глядя в глаза.
Соответственно и народ подбирался здесь лихой, каждый со своей особинкой и, если в течение первого года пребывания в этом краю вечнозеленых помидор (не успевают вызреть) персонаж от тоски из-за чувства максимальной удаленности от цивилизации не сходил с ума по пьяни, то – приживался, приноравливался как-то, находил себе хобби или еще какое-либо занятие и, забывшись в проходящей мимо череде выслуги лет, приобретал задумчиво-философский вид, с характерным взглядом, устремленным в бесконечность.
Мне была удостоена честь занимать в этой эскадре пост заместителя командира эскадрильи, или иначе - замкомэска. Кто это и чем он занимается? У, это серьезно…Ну, вы наверное видели дирижера, суматошно размахивающего палочкой перед оркестрантами, располагаясь спиной к публике? Так вот, замкомэска - это тот тип, который расписывает партитуру предстоящих полетов в виде плановой таблицы, составить которую - большое искусство и, по правде говоря, дано это не всем.
Он должен знать подноготную каждого пилота, десятки умных инструкций, ошибись в применении которых – и встреча с прокурором неизбежна. Только он и вышестоящие авиабоссы могут дать летчикам ряд экзотических допусков (право на выполнение определенных, редких видов полетов). Ему принадлежит право и обязанность определять готовность к самостоятельному выполнению молодым летчиком освоенных упражнений, проверять командиров звеньев (к.з.), которые, в основном, «инструкторят» своих пилотов и многая, многая другое…
Нет, никто не говорит, замполит, к примеру, в эскадре тоже важен и нужен, но вот он ушел в отпуск и, вроде, ничего, никто за это время Родину не продал, а замкомэска, если вдруг слеганца заболеет, мало ли, простуда, допустим, в понедельник обнаружится, то все, кранты. Сразу в эскадре невроз, комэсЬка бегает, кричит, потные к.з. сидят с унылыми рожами над своими кусками плановой таблицы, а свести вместе эти лоскуты несведующему – все равно, что одновременно дуть в несколько сЭксофонов, или параллельно сшивать пиджак и брюки.
Надо сказать, что с начала учебного года (да-да, в войсках тоже ведется такой отсчет), боевой расчет нашей эскадры имеет одну, весьма важную особенность, а именно: к нам свели всех вновь назначенных молодых командиров экипажей с полка, и она мгновенно стала «молодёжной», процентов на восемьдесят состоящей из хороших, способных ребят, но с командирской чашки (сиденья командира экипажа), еще ничего не умеющих, зеленых…
Ну что ж, «не можешь - научим», такова, видно, наша, пилотов постарше, судьбинушка.
|
