Оглавление

ВОЗВРАЩЕНИЕ В СТРОЙ

Оставалось еще время для лечения и отдыха. Моего скорого возвращения никто не ожидал.

За месяц моего отсутствия многое изменилось в жизни эскадрильи. Каждый день полетов пополнял опыт летчи­ков. Люди приспособились к условиям жизни в боевой об­становке. Изменился характер и настроение. Поменялись и тактические приемы ведения боевых действий. Я почувст­вовал, что сильно отстал от уровня подготовки летчиков. Порой мои указания, как выполнять тот или иной полет, звучали нелепо.

Мне хотелось поскорее войти в строй, начать летать, но врачи сказали, что с моими болячками я вообще вряд ли когда-либо буду летать.

Получив направление в госпиталь, я опять оказался в Ташкенте. Мое пребывание там было недолгим, заключе­ние врачебно-летной комиссии - провести повторное об­следование через сорок пять суток. Функция руки была нарушена, я не мог отжаться от пола, подтянуться, летная работа была под угрозой.

Новое руководство к моему возвращению отнеслось без особого энтузиазма. Узнав, что мне ищут замену, решил поговорить с новым командиром полка.

Я попытался объяснить ему, что не собираюсь уходить с летной работы. Рано или поздно я восстановлюсь и буду летать, но чем дольше я буду находиться вне строя, тем тяжелее мне будет потом объяснить, почему меня не было в Афганистане семьям погибших, своим подчиненным, ко­торые продолжали нести службу в ДРА. Я не имел права уходить и бросать их. Вместе вошли в Афганистан, вместе и выйдем.

Немного помолчав, новый командир сказал: «Знаешь, не я это придумал. Мне абсолютно все равно. Мне нужен "штык". За те потери, которые были, кто-то должен отве­чать. Решили списать на вас с Филюшиным. Его нет, а ты здесь. Тебе и отвечать! Если хочешь - лети в Кабул и раз­говаривай с командующим».

Ближайшим самолетом я отправился в Кабул для встре­чи с новым командующим ВВС 40-й Армии. К тому времени вместо генерала Колодия командующим был на­значен Герой Советского Союза генерал Виктор Севастьянович Кот.

Сразу к командующему попасть не удалось, он был за­нят. Принял меня начальник политуправления генерал Яцков. Внимательно выслушав, генерал сказал, что доложит командующему, но мне нужно будет немного подождать. Целый день я ждал приема и только вечером, около 22 ча­сов, из штаба вышел Яцков. Генерал подошел ко мне и спросил:

-    Вы гарантируете, что через сорок пять суток врачеб­ная комиссия разрешит вам летать?

-    Гарантирую, - твердо ответил я.

-    Тогда возвращайтесь в часть, лечитесь, командуйте,
готовьтесь к полетам. Но учтите, чтобы через сорок пять
суток летал. Прямо как современный Маресьев!

Воодушевленный доверием командующего, вернулся в Кандагар и приступил к своим командирским обязанностям.

Оттого что я сам не летал, забот не убавилось. Часто дежурил на командном пункте, занимался хозяйственными вопросами, готовил и контролировал экипажи.

Сложным оставался вопрос восстановления функции руки. Она никак не хотела гнуться и сильно болела. При­ходилось постоянно ее разминать и делать массаж. Мед­ленно, но силы возвращались.

Постоянно занимаясь вопросами боевой подготовки, я быстро вошел в курс событий. Не признавал никаких ком­промиссов в вопросах обеспечения безопасности полетов, помня о том, что за гибель ребят спросят с меня и коман­дование, и родственники погибших.

С определенной периодичностью проводились боевые операции сухопутных войск, и вертолетам в этих операци­ях отводилась первостепенная роль.

Мы выполняли десантирование, доставляли боеприпасы, питание, воду, спасали раненых. В одну из таких операций в районе Шахджоя, перед вылетом группы вертолетов нашей эскадрильи, мне довелось инструктировать экипажи и де­сантников. Сам того не заметил, как задержался у экипажа капитана Гаврилова. Бросились в глаза молодые ребята - де­сантники, спокойно бродившие у вертолета. Особенно выде­лялся крепкого телосложения боец с лысой головой, без го­ловного убора с пулеметом в руках. Когда я подошел к вер­толету, десантники собрались возле меня и терпеливо вы­слушали мой инструктаж. В ответ на мой вопрос о настрое­нии понеслись шуточки. Больше всех острил «крепыш».

Но вот в воздух поднялись сигнальные ракеты - коман­да на вылет. Завращались винты вертолетов. Через не­сколько минут все улетели на задание.

Прошло еще какое-то время и пришло сообщение, что вертолет Гаврилова сбит и сгорел. Десантники ведут бой, о судьбе экипажа ничего неизвестно.

Только к вечеру, когда утих бой, появилась возмож­ность отправить в район боевых действий вертолеты для эвакуации убитых и раненых.

После возвращения вертолетов стало ясно, что Гаврилов невредим, Халикназаров - его правый летчик - ранен в ногу, бортовой техник Молоденков убит. Получилось так, что Юра Молоденков должен был лететь к семье в отпуск. Документы уже были готовы, и нужно было только дож­даться почтового самолета. Но для предстоящей войсковой операции не хватало бортовых техников, и этот вылет пришлось сделать Юре.

Мимо пронесли окровавленное тело «крепыша». В от­ветственный момент боя он собой закрыл командира. Пар­ня представили к званию Героя Советского Союза, но так и не знаю, было ли оно присвоено. Тогда многие представ­ления на награды были не реализованы.

Из вертолета выходили десантники, выносили оружие. Среди груды автоматов выделялся один. Этот автомат был китайского производства, разбитый посередине и весь в запекшейся крови. Рядом стоял офицер-десантник и рас­сказывал о судьбе этого автомата:

- Во время одной из перебежек залег я за большой ка­мень, метра два в диаметре, отдышался и, думаю, погляжу, что делается вокруг. Выглядываю из-за камня, а передо мной душман и тоже смотрит на меня. Глаза большие, вид испуганный. Я наставил на него автомат и нажал на курок. Автомат щелкнул, но выстрела не последовало. То ли осечка, то ли патроны кончились. Ну, думаю, конец, от­жил свое! У «духа» лицо «расплылось» в улыбке, он на­ставил на меня свой автомат и тоже нажал на курок. Его автомат тоже щелкнул и не выстрелил. Мы одновременно присели за камень перезаряжать автоматы. Я оказался пер­вым. Заменив рожок, выскочил из-за камня и выпустил весь рожок в «духа». «Дух» так и остался в согнутом по­ложении. Когда взяли «духовский» автомат, он был пере­бит пулями пополам.

Проводы Юры были торжественными и печальными. «Черный тюльпан» с телами погибших ребят сделал круг над аэродромом и взял курс на север.

Заканчивалось время моей медицинской реабилитации. Мне нужно было лететь в Ташкент для прохождения врачебно-летной комиссии.

В Ташкентском госпитале я провел десять дней. Если окулиста, терапевта, невропатолога прошел шутя, то встречу с хирургом ожидал с большим волнением. До вос­становления функции руки было еще далеко, и нужно бы­ло что-то предпринимать. Мне здорово повезло. Хирургом оказалась женщина лет семидесяти, очень похожая на профессора из фильма «Небесный тихоход», которую иг­рала Фаина Раневская.

Когда я вошел в кабинет, врач писала. Не оборачива­ясь, дала команду: «Раздевайтесь!».

-    Доктор, до трусов?

-    Можете и до трусов, мне все равно.
Разделся, стою, жду дальнейших указаний.

-    Жалобы есть?

-    Нет.

-        Очень хорошо, очень хорошо! Достаньте руками до пола.

Я наклонился и достал ладонями пол. Она, не обора­чиваясь:

-    Очень хорошо, очень хорошо! Возьмите динамометр
и измерьте силу левой и правой рук.

-    Доктор, левой 55, правой, - я из левой руки переложил
прибор в правую и вернул опять в левую, выжал не до конца,
чтобы не было подозрений в фальсификации, - сорок.

-    Очень хорошо, очень хорошо! Ну что ж, голубчик,
летайте, летайте на здоровье!

Вывод: годен без ограничений!

Счастливый, я пришел к председателю комиссии с ре­зультатами обследования хирурга. Он посмотрел на запись и чертыхнулся.

-        Она что, совсем из ума выжила?! Не видит результа­ты ранения. А ну пошли к ней.

Мы пришли к хирургу. Женщина сидела и писала в той же позе, как и когда я уходил. Председатель обратился к коллеге по имени и отчеству и спросил, почему она напи­сала такой диагноз, ведь у пациента серьезные травмы. Та, не отвлекаясь от писанины, ответила: «А что вы хотите, молодой человек? Мне юноша говорит, что жалоб нет, вот я и пишу. Жалоб нет. Свободны».

Председатель комиссии повернулся ко мне и сказал: «Дурак ты, дурак! Ты представляешь, что ты сейчас с со­бой сотворил? Ты закрыл двери в свое будущее. Ты много­го лишился».

Сейчас я понимаю все это. Давно был бы решен квар­тирный вопрос, предоставлены льготы, как инвалиду вой­ны, но тогда по-другому поступить не мог.

11 апреля меня выписали из госпиталя. Я возвращался в полк полноценным летчиком, полноценным командиром эскадрильи!

6. Снова в строю!