Оглавление
Снова в строю!
Прошло шесть месяцев пребывания эскадрильи в Афганистане. Началась пора отпусков. Для выполнения полетных заданий экипажей не хватало. На пополнение эскадрильи приходили новые экипажи. Состав поменялся процентов на сорок. Мне срочно нужно было ликвидировать перерывы в полетах и выполнять проверки прибывающих летчиков.
После первых контрольных полетов проверяющий определил, что техника пилотирования у меня устойчивая, и выпустил в самостоятельный полет.
Первый самостоятельный полет был для меня не просто полетом, а победой над собой, победой над страхом, болью, победой над теми, кто препятствовал моему возвращению в строй. Я выполнил обещание, данное Филюшину, - вернулся в полк!
С наступлением лета стала повышаться температура воздуха, участились пыльные бури. Нужно было обучать вновь прибывших и молодых летчиков полетам в этих условиях. Летать приходилось много.
В один из рядовых летных дней мы с замполитом эскадрильи майором Волковым парой готовились к полету по маршруту Кандагар - Лашкаргах для перевозки почты. Никаких особенностей в этом полете не было. По техническим возможностям, исходя из условия высокой температуры, на борт вертолета Ми-8 можно было брать до десяти пассажиров, поэтому такие полеты старались выполнять до десяти часов утра, пока не так жарко. Согласно списку нужно было перевезти пятнадцать человек. Распределили так: семь человек и почта на наш вертолет, восемь - к майору Волкову.
На каждого пассажира был предусмотрен парашют, и перед полетом каждый из них обязан был его надеть. Это как в гражданском самолете перед полетом пристегнуть привязные ремни.
В назначенное время все было готово к запуску двигателей. К нам подбежал запыхавшийся посыльный и сказал, что меня зовет к телефону командир полка. Пришлось отложить запуск и идти на командный пункт. Оказалось, что наша задача изменилась. Нам предстояло сопровождать пару вертолетов Ми-6, которых в срочном порядке «озадачили» перевезти груз военторга на аэродром Лашкаргах. Стоянка вертолетов Ми-6 находилась напротив нашей стоянки метрах в ста пятидесяти, и было видно, как в срочном порядке идет загрузка «шестерок».
По условиям сопровождения вертолеты Ми-8 должны были выруливать на взлетную полосу и взлетать за вертолетами Ми-6.
В течение всего полета мы должны были наблюдать за «шестерками», а в случае их падения производить посадку и забирать экипажи к себе на борт, то есть выполнять поисково-спасательное обеспечение.
Стало ясно, что для выполнения новой задачи нужно менять загрузку вертолетов. Отказ в перевозке пассажиров обычно сопровождался крупными скандалами. У каждого пассажира были свои планы, и каждый эти планы стремился выполнить как можно скорее, не задумываясь о том, к каким последствиям это может привести. Если же им предлагали лететь на следующем борту, то это всегда вызывало взрыв возмущения. Кто-то обещал, что пожалуется на летчиков, кто-то угрожал физической расправой, а особо отчаянные «герои» говорили, что на выходе бросят гранату. Но не это было главное. Мы понимали, что за каждым отказом в перевозке может быть своя трагедия. Надеясь, что все будет нормально, решили, что двух пассажиров у нас заберет Волков.
Какое-то смутное предчувствие говорило мне: «Не делай этого, не иди на поводу!» Но дело было сделано. Рокировка состоялась!
Потянулись долгие минуты ожидания. Прошел час, другой.
Температура наружного воздуха медленно, но верно приближалась к критической отметке, при которой, согласно требованию инструкции по технической эксплуатации, еще можно было выполнять полет. Выполнение задания было под угрозой срыва. Летчики и пассажиры нервничали.
И вот наконец от экипажей «шестерок» поступило сообщение, что они готовы.
По команде с командного пункта мы произвели запуск двигателей и стали наблюдать за действиями экипажей Ми-6. Их попытки произвести запуски двигателей были напрасными. Температура воздуха поднялась до предельной, и у «шестерок» возникли трудности с запуском.
Прошло еще несколько минут ожидания. Наконец руководитель полетов согласовал с командиром полка дальнейшие наши действия, дал нам команду выруливать для взлета. «Шестерки» должны были нас догонять на маршруте.
После команды ведомому на выруливание я начал движение. Вдруг перед вертолетом выросла фигура капитана. Он стоял перед нами, подняв вверх руки. Вид у него был помятый, фуражка сдвинута набок, а козырек смещен к правому уху. Капитан заметно покачивался.
Стало ясно, что этот «афганец» дороги вертолету не уступит. Я попросил бортового техника узнать, чего надо «мужественному» воину.
Когда открылась входная дверь вертолета, боевой капитан отодвинул бортового техника, ввалился в кабину вертолета и радостно сообщил, что он летит с нами. По всему вертолету разнесся аромат свежевыпитого спирта, причем в больших количествах.
Выяснили, что боевой капитан сопровождает груз, который должны вести «шестерки», а на борт Ми-6 его не берут, потому что на нем нет парашюта и вообще запрещено перевозить пассажиров.
К тому времени вертолеты Ми-6 были сильно изношены. Участились аварии и катастрофы, связанные с их техническими отказами, кроме того, «шестерки» были уязвимы для зенитных ракет.
На долгие объяснения причин, по которым капитан не может быть нашим пассажиром, времени уже не было, и мы дали ему парашют с нашего вертолета и отправили опять на «шестерку» для сопровождения грузов.
Дальнейшее выруливание и взлет происходили обычным порядком. Мы надеялись, что Ми-6 не взлетят и задание будет выполнено, как планировалось. После набора высоты 3000 метров взяли курс на пустыню Регистан.
По радио был слышен радиообмен экипажей Ми-6. К моменту нашего выхода из района аэродрома Кандагар «шестерки» произвели запуск двигателей и выруливали для взлета.
Мы решили выполнять полет на малой скорости, чтобы дождаться Ми-6 и дальше выполнять задание обычным порядком.
Через десять минут полета экипажи Ми-6 сообщили, что набрали высоту 2000 метров, вместо 3000 положенных, и выходят из района аэродрома на маршрут. В эфире стало тихо. На большой высоте было прохладно. Солнышко мирно светило в блистер, ровно работали двигатели, захотелось спать. Вдруг в эфирной тишине коротко прозвучало: «Горим, прыгаем!»
В первый момент я не понял: кто горит, кто прыгает?!
Левым креном ввел вертолет в разворот. Перед нами открылась страшная картина. На удалении 15 - 20 км горящий вертолет Ми-6 с черным шлейфом падал по наклонной траектории вниз. Вдруг на какой-то высоте он взорвался, и дальше уже сотни горящих обломков черным салютом полетели вниз. Ведущий пары Ми-6 доложил о том, что наблюдает три, четыре, пять, шесть куполов.
Состав летных экипажей вертолетов Ми-6 в Афганистане состоял из 5 человек. В полет, как правило, не брали бортового механика, следовательно, шестой купол был с нашего вертолета и принадлежал боевому капитану.
Со снижением, на предельной скорости неслись мы на выручку экипажу Ми-6 и их героическому пассажиру. Я летел и думал: «У меня на борту пять пассажиров и почта. Посадку при температуре воздуха плюс сорок шесть градусов надо выполнять на песчаный бархан. Сесть сяду. А взлетать как?!»
От мысли о предстоящих неприятностях стало не по себе.
Вдруг слышу в эфире доклад: «... 753 задание выполнил, возвращаюсь на точку».
Это была пара капитана Джейрханова, недавно прибывшая к нам на пополнение. Он выполнял полет на высадку разведгруппы и возвращался с задания. По счастливому стечению обстоятельств он оказался рядом с местом падения вертолета Ми-6. Запас топлива позволял паре Джейрханова выполнить посадку и подъем экипажа «шестерки».
Потом был скандал вокруг этого рейса. Представители военторга пытались списать ценные вещи, радиоаппаратуру и еще много чего вместо разбросанных по всей пустыне банок с популярным напитком «Sisi» (наша «Фанта»).
Так Ахмед Джейрханов, сам не зная того, спас не только экипаж, но и меня.
Мне нравился этот живой, умный, отважный офицер. В его молодые годы у него было уже трое детей. Он гордился своими мальчишками и красавицей женой. Воспитание у Ахмеда было поставлено в лучших традициях чеченского народа - уважение к женщине и любовь к детям. В дальнейшем я настоял, чтобы Ахмед поступил и окончил Военно-воздушную академию им. Ю.А. Гагарина. По окончании академии он был назначен заместителем командира полка на Украине. Меня очень волновала судьба Ахмеда и его семьи во время войны в Чечне, но когда я узнал, что он живет и работает в Ростове-на-Дону, стало легче на душе. Я очень рад за этого замечательного человека и моего боевого товарища.
После посадки в Кандагаре на командный пункт собрали весь руководящий состав полка и свидетелей происшествия. Перед нами стоял абсолютно трезвый, но побитый и поцарапанный капитан. Он был без головного убора, растрепан, глаза его были широко раскрыты.
- Когда мы взлетели, - рассказывал он, - мне захотелось спать. Я прилег на лавочку и уснул. Сквозь сон слышу, что-то грохнуло и нас закачало. Я открыл глаза, смотрю - горим. Экипаж в кабине. На пожар не обращает внимания. Я попытался потушить огонь, а он все больше и больше разгорался. Тогда я заглянул в кабину экипажа и сказал, что пожар. Мне не поверили, но когда сами увидели, что горим, вытолкнули меня с парашютом и сами попрыгали.
При расследовании этого происшествия оказалось, что вдогонку низко летящему вертолету была пущена ракета. Но так как ракета по дальности до вертолета не долетела, то она взорвалась на излете, поразив осколками вертолет и вызвав пожар.
Позже я несколько раз встречал этого капитана, и он всегда был трезв.
В жаркий период увеличилось количество заболеваний, связанных с расстройством желудков, у летного состава.
Это приводило к нарушению плана полетов, вынужденной замене одних экипажей другими, к нештатным ситуациям в полетах. Нагрузка распределялась неравномерно, одним приходилось летать очень много, а другие в это время болели.
Я забеспокоился и решил выяснить у доктора причины. Тот ответил, что началось повальное изготовление браги, утром ставят, вечером пьют, ночью на горшке сидят.
Поделился своими сомнениями с замполитом, а тот спокойно ответил: «Командир, пусть пьют, лишь бы не бузили!»
С такой позицией я не мог согласиться. Пришлось самому бороться с этим явлением. Иногда получалось, иногда нет. Это продолжалось до конца нашего пребывания в Афганистане.
Чем ближе был день замены, тем беспечнее становились некоторые летчики.
Во время очередного контроля подготовки экипажа к полету обратил внимание на то, что капитан Тупица перед полетом не надевает защитный шлем. Пришлось с ним поговорить, рассказать о том случае, который произошел с нашим экипажем и как спасся бортовой техник. Казалось, Роман все понял. Летчик замечательный, грамотный, но очень самолюбивый.
При очередном контроле нарушение повторилось. После этого разговор состоялся уже более предметный. Предупредил о том, что буду отстранять от полетов. При мне защитный шлем был надет, а после взлета он его опять снял.
На следующий день я готовился к вылету на вертолете Романа Тупицы. После запуска двигателей выполнил весь необходимый перечень требований и начал выруливать для взлета. Бортовой техник, с которым летал Роман, защитный шлем не надел. Пришлось дать ему отдельную команду на подготовку к полету в полном объеме. С оговорками, что летать в шлеме неудобно, команда была выполнена.
Выполнили полет на задание, и уже после посадки и выключения двигателей я повторил свою беседу, но уже отдельно с бортовым техником Романа. Офицер со мной внешне соглашался, но чувствовалось, что в глубине души он не согласен, и эту его позицию можно было бы выразить словами как: «Ну, ну, командир, трынди!»
Все бы, наверное, обошлось и осталось незамеченным, если бы на следующий день не произошла катастрофа.
При выполнении полета по маршруту над пустыней на высоте 10 метров и скорости полета 220 км/час у вертолета, которым управлял Роман Тупица, отказали два двигателя. Но борту вертолета находилось 10 пассажиров и три члена экипажа. Роман правильно среагировал на отказ двигателей, но вертолет коснулся хвостовой балкой бархана и начал кувыркаться. Весь фюзеляж был искорежен - груда металла, однако в вертолете были живые люди!
В район катастрофы срочно выслали пару вертолетов-поисковиков. Когда они прилетели и привезли пострадавших, то оказалось, что из тринадцати человек погиб только Роман Тупица. Он ударился головой о прицел и получил травму, не совместимую с жизнью. У остальных были переломаны руки, ноги, были просто ушибы. У бортового техника в двух местах был переломан позвоночник. Всех отправили в госпиталь на лечение, а Романа Тупицу на Родину «Черным тюльпаном».
Через год я встретил этого бортового техника. Он шел мне навстречу с тросточкой и улыбался. Я поинтересовался о его здоровье, рассказал об изменениях, которые произошли у нас. В конце беседы он поблагодарил меня за свое спасение, за то, что я заставил его надеть защитный шлем.
Случай с Романом был последней нашей потерей перед заменой. Мы еще выполняли свои задачи по перевозке почты, военнослужащих, доставке грузов и продовольствия, выполняли и поисково-спасательное обеспечение бомбоштурмовых ударов (БШУ) нашей истребительной и штурмовой авиации. Ни один истребитель или штурмовик не взлетал и не летел в район целей, если там не находились наши вертолеты. Мы так уже свыклись с этими летчиками, что друг друга узнавали по голосам, хотя порой вообще никогда не видели друг друга.
Однажды после выполнения очередного полета на поисково-спасательное обеспечение бомбоштурмовых ударов подполковника А. Руцкого я обедал в столовой. Командование нашего полка и других частей сидело в столовой за одним столом. Твердой походкой победителя к нам подошел Руцкой, сел на свое место. Из кармана у него торчала японская радиостанция, по тем временам большая редкость, а на боку висел «Стечкин» в деревянной кобуре.
- Ну, мужики, - восхищался он, - сейчас летал на БШУ каравана. С высоты 6000 метров пикирую - вижу, всадник скачет на коне. Я прицеливаюсь, пускаю НУРС - смотрю: ракета попадает всаднику прямо в спину...
- Саня, Саня, кончай трепаться, - сказал полковник Извалов. - Кому ты сказки рассказываешь? Или мы не летчики, не знаем, что можно видеть с высоты 6000 метров? Если тебе что нужно, пойди официанткам расскажи, может быть, они тебе дополнительно чего дадут. Ты что, Героя сюда приехал получать?
- Да, именно Героя. И я своего добьюсь!
Мы были поражены амбициями своего товарища. И кто тогда мог предположить, что именно его амбиции и авантюрный характер будут роковыми для нашего государства.
И вот настал долгожданный момент. Нам сообщили, что из Ташкента вылетел самолет с заменщиками. Весь состав эскадрильи, кто был не задействован в вылетах, был на аэродроме и встречал самолет, как когда-то встречали нас.
Своей замене лучшие места, самое вкусное и вообще самое лучшее.
Так же, как и когда-то нас, обучали ребят ведению боевых действий в афганских условиях. Показали площадки, рассказали о местных особенностях. Дали вывозные и контрольные полеты, передали дела и имущество.
Настала пора расставания. Нас выстроили перед полком. Вынесли полковое знамя. Сказали прощальные речи.
Тяжело было расставаться с боевыми товарищами, но дома нас ждали семьи, родители.
На прощанье вспомнились слова из песни об эскадрилье «Нормандия-Неман»:
В небесах мы летали одних, Мы теряли друзей боевых, Ну, а тем, кому выпало жить, Надо помнить о них и дружить.
8. "Афганские" встречи
|