Оглавление

                                    ОТПУСК ПО БОЛЕЗНИ

В Ташкент мы летели на санитарном самолете Ан-26. Нас было около двадцати человек и среди раненых оказал­ся бортовой техник со спасательного вертолета. Он был ранен в легкое, и ему срочно требовалась квалифициро­ванная операция в стационарных условиях.

На аэродроме нас встретила бригада военных врачей. Разместили по санитарным автомобилям и повезли в гос­питаль через Ташкент. После месячного отсутствия в Сою­зе было непривычно смотреть на горящие ночью фонари, мирно прогуливающихся людей, не слышать выстрелов и взрывов, а главное - не бояться, что в любую секунду тебя могут убить.

Наблюдалось и другое. Если в Афганистане врачи были внимательны и с пониманием относились к раненым, то в Ташкенте в большинстве своем врачи проявляли высоко­мерие и безразличие к судьбе пациентов.

У меня сильно болела правая рука. Я три дня говорил об этом своему лечащему врачу. И каждый раз слышал от него, что скоро заживет. В конце концов, не выдержав, купил шоколадку, подошел к медсестрам и попросил, чтобы они сделали мне снимок предплечья.

На снимке ясно просматривалась застрявшая пуля, ко­торая ограничивала движение руки и вызывала боль. Мед­сестра очень испугалась, что я с этим снимком пойду к врачу. Снимок был сделан без его санкции, и ей это грози­ло большими неприятностями. Мне пришлось пойти на хитрость. Я очередной раз подошел к врачу и настоял, что­бы мне сделали снимок, и через пять минут на сухом снимке показал ему результат. После этого мне была сделана еще одна операция, пулю удалили, и боль начала стихать.

Рядом со мной в палате лежали молодые офицеры. В свои 22 - 24 года они остались кто без ног, кто без руки. Страшно было смотреть на этих искалеченных войной ребят. Некоторые порывались покончить жизнь самоубийством. Приходилось следить за ними, много беседовать о смысле жизни. Ведь если я в свои 38 лет имел какой-то жизнен­ный опыт, то для них - вчерашних мальчишек, жизнь ко­торых только начиналась, - судьба обернулась злой ма­чехой. Я пытался убедить их в том, что калекой стано­вятся не тогда, когда теряют руку или ногу, а тогда, ко­гда теряют себя, перестают видеть смысл в жизни. Ду­маю, что это мне удавалось.

Лежа в светлой палате, я подолгу глядел в белый по­толок, по нескольку раз прокручивая в памяти эпизоды своего боевого вылета. Вспомнил, как в момент паде­ния в считанные секунды передо мной пронеслись кар­тинки детства. Говорят, такого не бывает. Бывает, еще как бывает!

Вспомнил о том, что за время своего месячного пребы­вания в Афганистане не написал домой ни одного письма. Попытки что-либо написать сейчас закончились неудачей. Левой рукой писал плохо, коряво. Надо было что-то при­думать, чтобы оправдать свое пребывание в госпитале. Решил позвонить в Новосибирск маме.

Моему звонку она очень обрадовалась, спросила, когда я еду в Афганистан. Ее волновать не стал, сказал, что приеду и все расскажу.

В госпитале меня часто посещали мои друзья. Был очень рад встрече со своим старым другом по Новосибир­ску Виктором Мельниковым. С Витей мы вместе занима­лись борьбой, вместе учились в Новосибирском авиацион­ном центре. Узнав, что я нахожусь в госпитале, он прие­хал, преодолев расстояние в 600 километров!

Однажды ко мне пришли мои ребята из эскадрильи: ка­питан Серегин и старший лейтенант Кузнецов. Рассказали, что едут сопровождать тело капитана Шамсеева, погибшего после моего убытия в госпиталь. Они сказали, что найден генерал Власов. Его душманы прятали в одной из воронок.

Тогда я не знал, что видел этих ребят в последний раз. Через месяц они погибли в небе над Лашкаргахом.

В середине декабря меня выписали из госпиталя, и до­бираться к жене и детям я решил через Новосибирск. На­деялся оттянуть время, может, пока я буду в Новосибир­ске, с меня снимут часть повязок. Мама была очень рада моему приезду, но мой «изодранный» вид смутил ее.

-   Что произошло? - спросила она.

-   Глупая случайность, - сочинял я, - садился в кузов грузового автомобиля, а водитель был молодой. Не дож­дался, когда все сядут, и поехал. А я и зацепился за борт. Поломал пальцы, поцарапал нос, ноги.

-   Ну и хорошо, в Афганистан не попадешь.

-   Да я там уже был.

-   А-а-а .... Тогда все ясно.

Больше на эту тему разговор не заходил. Мать все по­няла, и дополнительно ей ничего не надо было объяснять.

Через неделю вылетел в Ленинград. Жене сообщил, когда прибуду, и надеялся на то, что она меня встретит. На вокзале ее не было и до дома пришлось идти пешком 2 километра. Сумка и портфель были тяжелыми, нести все в одной левой руке было трудно, а раненая рука висела беспомощно. По­пытки остановить машину ни к чему не привели. Вокруг шли люди, и им были безразличны чужая боль, чужое горе.

Что-то в этом мире изменилось, что-то стало не так. Все чужое. Я шел по улице, и от обиды у меня катились слезы. И тут понял: внутри меня самого что-то измени­лось, я стал другим человеком. Обывателю наплевать на все происходящее вокруг, в том числе и на события в Аф­ганистане. Его это не касается.

Жена с детьми жила у родителей. Ее попытки устро­иться на работу были напрасными. Пришлось побегать по инстанциям, чтобы устроить жену на работу, а детей в дет­ский сад. На вопросы родственников, что случилось, рас­сказывал историю про неопытного водителя грузовика. От замполита на почте «до востребования» получил два пись­ма, в которых он сообщал об очередных потерях в эскад­рилье. Настроение было паршивым, но приближался Но­вый, 1986, год.

Новый год встречали торжественно, «с всенародным воодушевлением и ликованием».

Тесть - очень политизированный член КПСС, регуляр­но читающий газету «Правда» и свято веривший в идеалы того времени, задал мне вопрос: «Скажи-ка, сынок, побе­дим мы в этом году в Афганистане?»

-   Не знаю, вряд ли.

-   А вот мы немца били, и не таким оружием, как у вас
сейчас, и как били!

Мне не хотелось вступать с тестем в спор. Он был за­служенный человек, бывший партизан, инвалид Отечественной войны. У него были свои представления о войне. А про Афганистан он знал из сообщений по телевизору и газет. Рассказывать правду о том, что там происходит и как мы воюем, в присутствии жены и детей не хотел. Мое нежелание вести откровенный разговор по афганской теме, видно, разозлило тестя, и он решил меня «подколоть»:

- Вот ты упал с грузовика по своей вине и сейчас с женой развлекаешься, а твои ребята там воюют, кровь проливают.

Что можно было возразить пожилому человеку? Сам виноват, не смог придумать чего-нибудь героического.

Выпив бокал шампанского, лег спать. На следующий день мы уехали к родственникам.

Слова тестя ускорили мое возвращение в Афганистан.

На вокзале провожала меня жена с детьми. Перед отхо­дом поезда она взяла полуторагодовалого сына на руки, подошла ко мне вплотную и тихо сказала: «Ты только вер­нись, вернись живым. Мне одной с ним не справиться!»

Она не плакала, но крупные слезы текли по ее щекам.

5. Возвращение в строй