|
В конце ноября месяца, числа 29-го, инженер эскадрильи майор Пугин сообщил мне, что пришла пара из Газни с резервным экипажем и, ввиду нехватки там вертолетов Ми-8мт, командованием полка принято решение откомандировать туда меня вместе с моим 55-ым бортом. На сборы было дано минимум времени. Взял необходимые личные вещи, познакомился с прилетевшими за мной летчиками. Тройкой бортов взлетели, прошли Кабул и пошли на Газни!
Пройдя, где-то половину маршрута от Кабула до Газней, командир экипажа свалил борт, как и другие два борта упали, на предельно-малую высоту! На ПМВ лететь было гораздо интереснее, чем на эшелоне! Борта шли по рельефу местности, готовые в любую минуту огрызнуться всем своим вооружением на внезапный огонь душманов! И потом, все то время, когда летал в Газни, только и работала на ПМВ.
Зашли на полосу, зарулили на стоянку, выключились. Восьмерки стояли в одном ряду напротив 24-ок, носовыми частями друг к другу. А одна восьмерка стояла самой крайней в ряду Ми-8мт носовой частью в сторону от 24-ок. Ранее с блоков этого борта был самопроизвольный сход НУРСов. Дефект был скрытым, борт был после КВР, дефект невозжно было определить специалистами эскадрильи, а уж какие только цепи они не прозванивали? Этому «геройскому» борту была определена своя стоянка - носом от всех бортов в направлении от стоянки!
Эскадрильей командовал п/п-к Шмелев, первоклассный, спокойный, всегда уравновешенный летчик, наш Среднебельский, летал на 24-ах, замкомэской у него был м-р Лаптев, летал на МТ-ах. Начальником штаба эскадрильи был капитан Повидайко, инженером эскадрильи - капитан Кондратенко. Экипажи на 24-ах были с нашего Среднебельского полка, один или два экипажа на дополнении с Украины. Экипажи на МТ-ах были со Спасского полка. Всего, до моего прилета, в эскадрилье было около 19 бортов – десять Ми-24 и девять Ми-8мт.
К борту тут же подошли начальники групп обслуживания во главе с инженером эскадрильи капитаном Кондратенко Виктором Дмитриевичем.
В свои далеко неполные тридцать лет Витя заслуженно пользовался авторитетом, как среди инженерно-технического, так и лётного состава. После успешного окончания Рижского ВВАИУ (самолетный диплом с отличием), пришел в союзный полк на должность начальника ТЭЧ звена вертолетов Ми-8т. Быстро освоил этот тип вертолетов и самостоятельно изучил Ми-24. По истечении года службы был назначен на должность начальника группы РР по ВД ТЭЧ полка. Самостоятельно проводил исследовательскую работу, публиковал свои статьи в научные журналы, готовился к поступлению в адъюнктуру ВВИА им Н. Е. Жуковского. За года полтора до отправки в Афганистан был назначен на должность заместителя командира 1-ой эскадрильи по ИАС. В эскадрилье и полку его уважительно называли Дмитрич!
С Витей мы были в дружеских отношениях с самого моего прихода в союзный полк. С его помощью изучал самые сложные хитрости в конструкции вертолета и его эксплуатации. Такие, казалось бы, простые истины как правильно разбросать «звездочку» лопастей перед отбивкой соконусности винта, как правильно установить ХВ, чтобы не терлись стаканчики осевых шарниров и не обрывались электрические жгуты токосъемника и много другое, весь этот опыт мне передал Дмитрич! Только он в полку мог разобраться со сложными неисправностями и дефектами, их устранением и не методом научного тыка! Топливную автоматику двигателей и регулировку насосов-регуляторов Дмитрич знал в совершенстве!
Для этого у него был специально подобранный инструмент, как у хирурга. Когда весной Газнинскую эскадрилью перебазировали в Джелалабад, создав, тем самым, третью под командованием пп-ка Шарофиева Д.Ю., реально борта разбросали: Ми-24В/П - в 1-ю, Ми-8МТ - во 2-ю. Дмитрич оказался на месяца полтора, до замены, без своих бортов. Бортовые техники, особенно наших джелалабадских бортов, записывались к нему в очередь на «прием» для устранения сложных дефектов и регулировки топливной автоматики двигателей! Каждый, кто знал Дмитрича при упоминании его имени, мог сказать кратко - это талантище, голова! Со всего Афгана прилетали борта в Газни к Дмитричу для регулировки топливной автоматики!
Заменяясь, Дмитрич передал свои знания по регулировке и специальный инструмент капитану Высотенко Андрею Георгиевичу – начальнику ТЭЧ звена нашей эскадрильи, за плечами которого уже был один заход в Афган в качестве бортового техника Ми-8МТ (Баграм 82-83 гг.), специалисту и организатору с большой буквы!
Дмитрич дал указание начальникам групп организовать осмотр борта, несмотря на мои заверения, что борт в полном порядке, за исключением небольшой течи масла с маслоагрегата вспомогательной силовой установки АИ-9В. Такой у него был подход к работе и установившийся порядок в ИАС эскадрилье. В это же время на левую чашку сел один из командиров экипажей, на правую - он сам.
- Запускай - дал он мне команду - посмотрим, насколько хорош твой борт?
- Витя! Движки-то новые, бортом наши летчики довольны! Вообще это борт Герасимова, Сергеича!
Но это не довод был для Дмитрича! В Газнях, для полетов с достаточно большим превышением, такая машина была бы слабовата. Запустил аишку, двигатели, командир попробовал борт на шаге, потом раздельно на каждом двигателе, повернулся ко мне и с явным разочарованием выдал:
- А она слабенькая, у нас таких бортов нет! У нас борт за шагом ходит!
Выключились, поднялись наверх, открыл капоты. Дмитрич, нисколько не смущаясь, сорвал заводские пломбы с регулировочных винтов на НР двигателей, быстро сделал регулировку. И снова - запуск.
-Вот! Теперь это моща! Теперь на нем можно летать – выдал свое резюме командир экипажа.
И летали. Задачи в основном выполняли те же, что и в Джелалабаде. А летать было даже интереснее, летали в основном на ПМВ, также каждый день. Высадка и забор десанта, поиск, досмотр караванов, другие стандартные задачи в районах зоны ответственности эскадрильи.
От командования полка координирующие действия между полком и эскадрильей осуществлял заместитель командира полка по летной подготовке подполковник Костин Анатолий Ионович. Анатолий Ионович в первом Афгане летал заместителем командира эскадрильи, летчик-снайпер. Воинское звание «подполковник» получил приказом МО СССР. Командовал потом 2-ой эскадрильей в союзном полку, а вскоре был назначен на должность заместителя командира полка по летной подготовке.
Разница в работе была в том, что высадку десанта осуществляли в основном перед наступлением темноты, производя несколько ложных посадок между высадкой. А ранним утром, с восходом Солнца, еще до завтрака, забирали высаженные группы десанта.
Как-то раз пришли с хорошим трофеем оружия и пленным духом. Вся грузовая кабина одного из бортов была завалена, среди прочего, еще и винтовками «Бур». Большой караван пытался уйти через границу в Пакистан. Естественно в грузовой кабине находился представитель особого отдела. На досмотр караванов и забор групп десанта, при доставке трофейного оружия, с нами всегда летал представитель особого отдела. Пока не подошел транспорт за трофеем, зашли наших человека четыре пять в грузовую, кто не летал в группе на забор десанта, а может быть и летали, с одной лишь только целью - посмотреть на эту экзотику. Посмотрели и ушли. А вечером на построении эскадрильи, после постановки задач, комэска Шмелев обратился к эскадрилье:
- Товарищи офицеры! Мне позвонили с особого отдела, там не досчитались трех «Буров» из числа привезенных сегодня утром, винтовки попрошу отдать начальнику штаба к-ну Павидайко!
Как не контролировал ситуацию на борту представитель особого отдела, его все же отвлекли и через люк в грузовой кабине три «Бура» «ушли». В торце стоянки был оборудован тир, вот и хотели наши ребята поразмяться из «Буров» по мишеням. Не получилось.
В один из дней имел честь лично познакомиться с Заместителем Командующего авиацией армии по ИАС полковником Казозаевым.
Парой мы пошли через Кабул, и уже при подходе к аэродрому, отказал один из генераторов. Командир экипажа капитан Семенов А.Д. доложил об этом РП, нас посадили в кабульском полку. Сидели долго, часа три, все ждали новый генератор для замены отказавшего. Наблюдаем, как к нашему борту подъезжает командирский уазик. Вышел высокий и плотный полковник. Командир экипажа, как ему и положено, доложил причину нашего продолжительного присутствия у Кабульцев. Полковник назвал свою фамилию, мы поняли, кто к нам приехал! По всей видимости, ему доложили, что газнинская пара сидит на вынужденной по отказу генератора. А новых генераторов на складе, как выяснилось позже, и не оказалось. Вот и решил товарищ полковник нас навестить, лично разобраться в причине нашего визита. Мы со штурманом еще были в грузовой кабине, а у командира экипажа началась «сдача зачета» по знанию авиационного оборудования транспортно-боевого вертолета. Думаю, пора идти на выручку командиру, тем более, прибыл мой большой начальник, на эти и другие вопросы как раз лучше мне отвечать, чем командиру. И, к слову сказать, командир экипажа как-то «ненавязчиво» уже порекомендовал меня товарищу полковнику:
- Товарищ полковник! Я же не борттехник, пусть борттехник ответит Вам на эти вопросы, он же отвечает за исправность борта.
Представился, доложил суть произошедшего и действия нашего экипажа при отказе генератора.
-Так! Хорошо! А что это за подтеки на фюзеляже в районе аишки?
Рассказал про нашу беду с аишкой, какие действия предпринимались ранее для устранения подтекания масла с маслоагрегата, что аишка установлена после восстановительного ремонта баграмским ПАРМом, что новых на замену этой нет. Казозаев удовлетворительно кивал головой, посетовал на перебои в обеспечении запасными частями и агрегатами, посоветовал повнимательнее следить за аишкой, а уезжая, почему-то добавил:
- Ну а тебя, светловолосый, я запомню!
Мы все трое облегченно выдохнули из себя воздух – достойно отбились от высокого начальства! Вскоре на борт примчались два специалиста по АО с кабульского полка. Сняли генератор, тут и выяснилась причина его отказа – износ шлиц на втулке привода генератора. До дома, решили, дойдем, если в шлицевое соединение загоним пару хороших шплинтов, а дома специалисты Дмитрича из группы АО Леши Соломатова и группы ВД сделают все как положено. Так и сделали. Запустились, коррекция, включение генераторов, выпрямителей – все работает. Шаг под мышку и домой!
13-го декабря, в светлое время суток, перед наступлением сумерек, звеном, под прикрытием звена 24-ок, высадили десант километрах в 100 – 110 юго-восточнее Газни. По прилету как обычно осмотрел борт, дозаправил до необходимого уровня, уходя, зачем-то взял с борта фотоаппарат. Давно еще установил ему длиннофокусный объектив. Удобно было работать длиннофокусником с больших расстояний с упора. Даже электростанцию Суруби брал в полете. Подходя к рядом, напротив, стоявшим бортам 24-ок, смотрю, Володя Просандеев осматривает движки своего борта. Завидев меня, он попросил его сфотографировать. Какие вопросы? Тем более уже после вылета, а не перед полетом! С метров двадцати сфотографировал Володю, он стоял на кабине командира.
Утром 14-го декабря, как только стало светать, звеном восьмерок и звеном 24-ок, запустились и пошли забирать высаженный три дня назад десант. Шли таким же боевым порядком, как и на высадке: пара 24-ок капитана Карпова, звено Ми-8мт замкомэски майора Лаптева и пара 24-ок прикрытия капитана Черкасова. Командиром на моем борту был капитан Вячеслав Минин. Шли как обычно, на предельно-малой высоте, метров 10-15. Рельеф местности по маршруту был песчаным, в барханах. Солнце только поднималось, и было на горизонте, сильно слепило. Минут через 20 полета всей группой довернули вправо на юг, по руслу впадины и сразу услыхали в эфире крик:
- «Крокодил упал»!
Так как наш борт был ведущим в звене восьмерок и ведомый шел в правом пеленге, Слава Минин сразу стал выполнять разворот левым креном, а ведомая пара - правым. Как только мы развернулись, увидели впереди по курсу сумасшедшее облако пыли, величиной, наверное, с пятиэтажный дом, если не больше и к краю этого облака начала подходить наша ведомая пара, оказавшаяся, после разворота, впереди нас. Мы подсели на какие-то секунды чуть позже них и ближе к упавшему борту, в метрах тридцати от него, и он уже был полностью виден. Подсели, энергично развернувшись, с обратным курсом по отношению к подсевшей нашей ведомой паре. Упавший борт находился между двух пар наших восьмёрок.
- Давайте туда! – Дал команду командир нам со штурманом.
Да мы и сами уже были как на иголках! Быстрее бы к ним, помочь ребятам выбраться с борта! Мы и помчались. Три 24-ки встали над нами в круг. В этот момент времени и не думал, что всё так трагично и кто-то с экипажа 24-ки только что погиб, думалось, вот поможем ребятам выбраться из кабин и всё.
Борт лежал на правом боку, развернувшись чуть влево по полету, лопасти несущего винта были обрублены и изогнуты, от двигателей шел легкий, но заметный пар или дым. Подбегая к борту, быстро подумал еще, лишь бы не рвануло, если это пары керосина?! Времени, рассматривать все, не было. Мы со штурманом первыми подбежали к операторской кабине. То, что увидели, нас привело в секундный шок!
От удара борта о землю летчик-оператор пробил головой боковой плекс своей кабины и, из-за такого расположения борта на земле, находился в горизонтальной плоскости головой вниз. Хорошо, что он был в ЗШ. Несколько секунд мы еще стояли в оцепенении и смотрели на все это! А кровь с сильно рассеченной в нескольких местах верхней губы оператора, крупными черными каплями стекала по лицу в ЗШ! Он что-то пытался сказать! Оцепенение с нас быстро спало. Снял с оператора ЗШ, он был заполнен кровью. Положил рядом и почему-то осторожно положил. Только после этого мы узнали оператора - это Володя Лысенко! Значит это экипаж и борт Черкасова!
Хорошо, что мы были в тонких шевретовых перчатках. Пробитый головой в ЗШ плекс, зажал Володю, и мы быстро со штурманом, выломили всё стекло по частям. Спинка кресла от удара сильно согнулась вперед. Просунул руку и расстегнул замки ремней. Спинку попробовали подать назад - не идет! Делали все быстро, несмотря на то, что наши движения стесняли бронежилеты и ЗШ. Володю и вытащили через проем фонаря кабины, и быстро понесли на наш борт первым из их экипажа.
Ребята с других экипажей как по команде распределились по кабинам командира и бортового техника, и вытаскивали их со своих рабочих мест.
Положили мы Володю на седушки, справа по полету в передней части грузовой кабины. Быстро вернувшись, увидели с права от вертолета, бортового техника - Володю Просандеева! Он лежал без всяких признаков жизни, Володя был мертв! Он был без ЗШ и, поэтому, его голова была повреждена! Это как сфотографировал!
Вместе с другими ребята приподняли и понесли Володю Просандеева, тоже к нам на борт и положили в задней части грузовой кабины, на полу, на носовой чехол. Вернувшись к 24-ке, увидел, что с права от носовой части борта лежит Гена Черкасов и над ним стоят другие наши штурманы и бортовые техники с восьмерок. Кто-то сказал, что у него не работают ноги. Гену берем, подсовывая под него руки, чтобы нести, а он, размахивая руками, не дается! Мы поняли, что ему страшно больно из-за повреждения позвоночника. Надо было что-то подсунуть под спину. Вспомнил, что у меня в грузовой кабине на створках есть кусок фанеры, помчался за ней. Она раньше была закреплена вместо утерянного люка на правой створке. Когда люк нашли и установили, ее на всякий случай не выбросил, подумал, мало ли, вдруг пригодиться? Место не занимает и весит мало. Вот она и пригодилась!
Мы подсунули лист под поясницу Гены, только после этого он как-то успокоился, нам удалось его вшестером приподнять и понести. Положили его на пол в передней части грузовой кабины. После этого взлетели парой и помчались быстро в направлении своего аэродрома - в Газни! Пара Ми-24 осталась прикрывать упавший борт, а остальные - пара Ми-8мт и одна двадцатьчетвёрка, пошли забирать группу спецназа. Эту задачу с эскадрильи никто не снимал, не смотря на трагедию!
Командир, Слава Минин, сказал, что в Газни возьмем доктора и сразу пойдем на Кабул, повезём ребят в госпиталь. Ещё в воздухе командир передал руководителю полётов, чтобы доктор со своей сумкой ждал нас на полосе! Подсели в Газни! Борт стоял на шаге, высоко! Стойки шасси не обжались. Доктор не мог без трапа подняться на борт, хотя, с нормальной физической подготовкой и без живота это делалось элементарно. Спрыгнул на полосу, подтолкнул его под задницу вместе с его сумкой и быстро заскочил в грузовую кабину. Командир - на взлет! Быстро парой пошли на Кабул!
- Давай! - Говорили доктору, - Помоги ребятам! Перебинтовывай, вкалывай обезболивающее, останавливай кровотечение!
Доктор, старший лейтенант, сильно растерялся или напугался, вел себя непрофессионально!
Прикрыл я чехлом от ПЗУ лицо Володи Просандеева, Володя, бедолага, лежал мертвый! Еще вчера его фотографировал, пленка в фотоаппарате не закончилась, там он у меня еще живой!
Дошли до рубежа, где надо было подниматься на эшелон. Но из-за того, что Володя Лысенко при падении сильно ещё ударился грудью об прицел, дышалось ему тяжело, командир принял решение идти на предельно-малой до самого Кабула! Сел я на всякий случай за носовой пулемет, над этими кишлаками мы еще не ходили на ПМВ. И периодически подходил к Володе, спрашивал его, как он? Держался он молодцом, говорил только, что дышать тяжело. Открыл по блистеру в грузовой кабине, слева и справа, чтобы больше было воздуха!
- Терпи, Володя, скоро уже придем!
Черкасов лежал спокойно и молчал. А кровь с Володи Лысенко и Володи Просандеева все шла и шла.
Когда сели в Кабуле, нас уже ждала санитарка. Быстро ребят вынесли вместе с санитарами - солдатиками. А кто, чего? Доктор наш опять ни рыбы - ни мяса!
Вырвал тогда лист бумаги с записной книжки, где вел учет налета борта. С одной стороны листа написал фамилии живых – Черкасова и Володи Лысенко, с их воинскими званиями. На обратной стороне - Володи Просандеева и звание тоже. Все! И отдали ребят! Санитарка умчалась, а доктор остался с нами!
Мы отрулили на стоянку и выключились. Вышли из пилотской, сели. В грузовой - море крови! У самих руки в крови! На борту всегда была вода, отмылись. Кто курил – покурили. Успокоившись немного, запустились и молча пошли домой - в Газни. Не о чем было говорить! В наших головах было только осмысление произошедшего. Доктор этот, еще с неуместным вопросом:
- А мы опять так низко полетим?
- Да нет! Успокойся! Пойдем нормально!
В этот день наша пара больше не летала. Пока мы ходили на Кабул, десант забрала пара замкомэски Лаптева. А нам, как специально, на этот день ничего больше не запланировали, а может, и не было больше задач. Нам надо было немного отойти от увиденного и пережить это горе. Да всей эскадрилье надо было пережить это горе! Вот кто бы тогда налил бы нам по сто грамм спирта! Мы бы ему были очень благодарны! Жал, очень жаль, что в таких ситуациях нам никто и никогда не наливал эти сто грамм!
На этом злоключения этого дня не закончились. Стало известно, что в районе Сардехского водохранилища на вынужденную села 24-ка, борт № 67, командир экипажа капитан Карпов!
Из Кабула, в этот день прилетел Заместитель Командующего авиацией армии - инспектор по безопасности полетов полковник Мирясов! Два борта за один день! Лихо! Один полностью выведен из строя с гибелью члена экипажа, другой подлежит восстановлению.
У борта Карпова отказал один из двигателей. Всю вину он пытался переложить на инженера эскадрильи - Дмитрича. Якобы, из-за регулировок топливной автоматики, двигатель и спомпажировал. Мирясов его попросил рассказать все честно и до мельчайших подробностей:
- Что произошло на борту перед вынужденной?
Попросил рассказать как офицер офицеру, как летчик летчику, все как было на самом деле! Но Карпов стоял на своем – помпаж и всё!. АО-шники к этому времени проявили пленку САРППа и сделали расшифровку этого полета, от взлета с аэродрома и до посадки на вынужденную. Расшифровка показала, что борт несанкционированно садился по маршруту. Тогда, только тогда, Карпов и рассказал всё, всё как было!
А произошло вот что. Оператора прижало в полете. Вот что тут поделаешь? Надо садиться?! Они и сели. А на взлете во входное устройство двигателя попал корень верблюжьей колючки, а он как каменный! Лопатки компрессора повредились, двигатель на взлетном режиме и спомпажировал. Они и плюхнулись в высохшее болото. В результате такого посещения оператором туалета, двигатель, хвостовой винт – на замену, килевая балка – в ремонт! А командира экипажа – в авиационные наводчики! За нечестность! Расскажи он полковнику Мирясову, все как было, да не упади в этот день Черкасов, может, и наказание было бы не таким строгим и суровым? Попал он ещё под горячую руку!
Ну, здесь, ладно. Все живы и здоровы! Борт на следующий день восстановили. Мы ранним утром нашей парой ходили к нему. Командиром тогда пошел капитан Очколаз. Всё, кого и что надо, привезли. Наземные специалисты быстро сделали необходимые замены. Комэска, подполковник Шмелев пришел сам на этом борту на аэродром! (Воспоминания п/п-ка Шмелева Г.В.)
А по Черкасову в конце этого же дня начала вырисовываться полная картина случившегося. Наши ребята, кто его и Володю Просандеева вытаскивали из кабин, по тому местоположению на борту, где находился Володя, по положению стоп-кранов и других переключателей сделали вывод, что борт упал не от боевого повреждения, а потерпел обыкновенную катастрофу! Да и «Рита» в эфир не выдала ни одной команды.
Мы шли на ПМВ, метров восемь-десять над землей. А Черкасов зачастую летал рисково! Об этом наши экипажи поговаривали. Не помню, расшифровывали ли пленку САРППа? А если и не расшифровывали – не зачем было! И так все было ясно! Солнце затрудняло полет, слепило очень, земля была в барханах. Что-то недооценил Черкасов в этот момент времени, вот и задел носовой частью о бархан! «Радуга» осталась на месте первого касания борта о землю, в метрах двухстах от основного места падения. Мирясов тоже летал туда. До его прилета наши ребята шарахнули по бороде из автомата. Смотрите, мол, товарищ полковник, было огневое поражение!
- Ну что вы? Что я не знаю, как и когда дырки можно сделать!
Так и сказал на это Мирясов.
Как только борт коснулся земли, Володя Просандеев, может, он уже находился за Черкасовым в этот момент, может, сразу переместился к Черкасову, но это он, быстро оценив ситуацию, в момент уже неминуемого падения, выключил движки. Его и нашли в проеме, около Черкасова. Был он без ЗШ! И погиб сразу от удара виском головы обо что-то в пилотской кабине командира экипажа. И, скорее всего, борт загорелся бы, не обруби Володя движки! И никого бы мы тогда не смогли вытащить с борта! Постояли бы, посмотрели, как они догорают и все!
Володя Просандеев! Ценой своей жизни спас свой экипаж!
Вернее это еще не все! Вечером, на эскадрильском построении в модуля, комэска сказал, что позвонили из Кабульского госпиталя:
- Володя Лысенко умер…!!
Вот так вот! Вот это полеталки! Двое погибли и сам инвалид на всю жизнь! У Володи Просандеева осталась жена и двое маленьких детишек! Володя Лысенко молодой парень, не успел даже еще и жениться! И в Афган-то мог не идти, не прошел комиссию для полетов в условиях жаркого климата! Отец полковник авиации, преподаватель в лётном училище. Володя спокойно мог, как принято сейчас говорить, отмазаться. Но он этого не сделал! Пошел весь полк, и Володя пошел! Он сам настоял, чтобы его тоже со всеми отправили!
В пору было выть от таких результатов этого дня!
Дома еще о них не знали, для дома они были еще живы! А черная новость уже полетела в созный полк по каналам связи. В гарнизоне настроение и так уже было не ахти какое! С момента отправки первой партии полка по весне в Афган, обратно «домой» уже отправили Ярагина, Корякина, Штинникова, в Черниговку - Гаврилкова и Буяшкина. С лётной работы по ранениям был списан сбитый экипаж командира эскадрильи Гаура! И вот еще двое! Еще двоих отправят!
Продолжение
|
