Мы ошиблись в расчетах.
Их было пятьсот, а не двести, как нам сообщали.
В кишлаке Фаргамуш весь второй батальон
Пулеметами «духи» зажали.

Отсекли БТРы огнем РПГ,
Два из них подорвались на минах.
Залегли наши роты, прижались к земле,
И осколки плясали на спинах.

Лупят справа и слева, да кто разберет,
Хуже нету такой заварухи.
Из мечети вдоль улицы бьет пулемет,
И визжат озверелые «духи».

Время двадцать ноль – ноль, надо что – то решать,
Скоро ночь наши шансы урежет.
Без колес и брони нам кольцо не прорвать,
А они нас теперь не поддержат.

Страха не было, только вселенская злость,
И настрой на безумство любое.
Я потом уже думал: а если б пришлось
Затыкать пулемет тот собою?

Да, наверное б смог, ошалев от тоски,
Если смерть, так уж лучше с почетом.
Только вдруг до ушей долетел от реки
Тот знакомый напев вертолета.

А ведь знали – вертушки на базу ушли,
За высокие горные гряды.
По какому ж приказу вернулись они,
Да еще перед самым закатом?

Дальше все, как по нотам – взорвался эфир
Баритоном охрипшим комбата.
И взметнулся распоротый НУРСами мир,
И в атаку поднялись ребята.

Было время и был ослепительный час,
Все отмечено в справках и сводках,
А старлей – вертолетчик, что вытащил нас,
Оказался моим одногодком.

Да к тому ж москвичом, - эх, тесна же земля!
Побратаемся, что ли, ей – богу.
Два осколка засело в руке у меня,
А его угораздило в ногу.

Мы по капельке крови смешали в стакан
И разбавили спиртом с водою,
А начальник разведки, седой капитан,
Был при этом при всем тамадою.

Это диким покажется вам издали,
Мол, с ума, что ли там посходили?
Мы традиции сами слагали свои,
Жаль, что нынче о них позабыли.

Мы потом не один еще прожили бой,
Все мы жили боями в Афгане…
Я в апреле в Россию вернулся живой,
Он погиб в сентябре в Бадахшане.

На гранитной плите между цифр – тире,
Да слова: «Выполняя заданье».
Я сюда каждый год прихожу в сентябре
С побратимом моим на свиданье.

Так теперь и живу, не боясь ничего.
Может быть, за себя,
Может быть, за него.