... А чего я полечу? Ты всё знаешь! Быстро вышел с борта и закрыл за собой сдвижную дверь грузовой кабины.  А мы пошли парой на Асадабад.
         Прилетев, выключились. Командир пары согласовал свои действия с командованием 66-ой бригады по обеспечению площадок,  и началась работа. К сожалению, не помню фамилию командира,  класс в работе он показал лихо! Взяв груз внизу,  раз за разом мы поднимались на площадки. Быстрая выгрузка груза и энергичный спуск обратно вниз. Командир, управляя бортом,  настолько близко прижимал его к горе, что, казалось,  лопастями НВ вот - вот черканет о выступ горы, а при спуске вниз – коснется колесами шасси. 
         При заходе на каждую площадку он рассказывал, исходя из  опыта своей работы, как надо строить безопасный заход на посадку для передачи информации нашим командирам, где можно сесть двумя бортами, а где только одним.  Особое внимание  он обратил  на третью площадку. 
         Так, с перерывом на обед, мы проработали до вечера, а вечером ушли домой на базу. Отойдя от Асадабада,  командир свалил борт на предельно-малую высоту, так по руслу реки  почти до самого Митерлама мы и шли на ПМВ. Тут-то я впервые и поработал с носового пулемета. Надо  было быстрее попробовать его в работе!
         Зарулили на стоянку пары ПСО перед старым модулем, когда уже смеркалось. Смотрю, а нас встречает мой брат, сидя на большом валуне около стоянки.
-Ты чего здесь сидишь? - Спросил я Славу.
-Тебя жду – сказал он в  ответ.
-Слава, а если бы мы весь год были здесь вместе, ты что каждый раз и ждал бы меня?
- Ждал бы! – Ответил он, внимательно, посмотрев на меня. 
         Он свой год здесь уже отслужил, сам чудом остался жив при обстреле гарнизона 22 апреля, получив контузию, когда один из духовских РС попал в соседнюю комнату.  Тогда же погиб заместитель командира эскадрильи  м-р Манько А.И.   Своих ребят они домой уже навсегда  отправили. Видел, что он очень переживал за меня.  Успокоил его как мог.
         На следующий день мы опять пошли на Асадабад - Витя Лашко,  командир пары, получал контрольный  полет для работы по площадкам от Оборовцев. Так, в течение нескольких дней, наши экипажи, быстро приняв борта и ознакомившись с районами полетов, полностью заменили собой наших предшественников, которые через дней пять после нашего прибытия улетели домой.
         А мы практически и не заметили их отлета, работа как началась интенсивно, так и продолжалась. Заметно было, что в гарнизоне и летной столовой стало как-то посвободнее.

         Первым, по-настоящему, боевым вылетом, наверное, надо считать полет на высадку десанта в составе группы бортов нашей эскадрильи под прикрытием 24-ок с 1-ой «Буяшкинской эскадрильи», в кишлаке недалеко от Митерлама по направлению к Асадабаду. 
         На моем борту пошел командир звена Паша Семенов, т.к.  его борт взял командир полка подполковник Целовальник В.П. 
   Виталий Петрович тогда и впоследствии всегда старался летать на борту Саши Бессмертного - борт Паши Семенова. Целовальник, наверное, был наслышан о Саше, что его «говорящая» фамилия служила, и будет служить неким талисманом не только для его экипажа, но и всей группы.  Так было и в Союзе, чего только не случалось на борту у Саши, но до трагедии это никогда не  доводило. Вторым пошел  командир эскадрильи Гаур Владимир Федорович, третьими мы, следом шли  тоже самые опытные командиры звеньев: Ларионов, Герасимов, Сапрыкин, Голиков, Тарасов, Марков.
         Высадку десанта сделали ранним утром, а  часа через три пришли за ними обратно. Высадили не зря, при подходе к площадкам визуально наблюдали результат работы  десанта.  
         По оранжевым дымам, которыми себя обозначили группы десанта, стали заходить на площадки. На одну, самую трудную для захода, Паша сумел быстро посадить наш борт. За что наш экипаж получил первую «награду» от десантников. Прямо в полете нам подарили очень красивые патронташи, выполненные из кожи и с орнаментом в традициях местного народа.  Ребята были очень благодарны нам за то, что мы смогли забрать их  с площадки. 
         Результатом этой высадки явилось  уничтожение  группы душманов и взятие большого количества стрелкового оружия, которое мы и доставили к нам на аэродром.      
         С командиром  звена майором Ларионовым Сергеем Алексеевичем в составе нашей  пары ходили на уничтожение каравана, не реагирующего на команды остановиться для досмотра. Отработали по нему с эшелона  двумя пятисотками с каждого борта.   Караван был уничтожен. 
         С Володей Сапрыкиным ходили на Митерлам для  доставки раненого офицера с Царандоя в Шимархельский госпиталь. Там в кишлаке, забирая раненого, получил первый опыт общения с местным населением. С нами до госпиталя хотел лететь весь кишлак, не меньше. По указанию Володи Сапрыкина, используя его опыт общения, полученный в первом заходе в Баграме, взяли всего троих. Всех благополучно доставили в  госпиталь. Ранение у царандоевца было тяжелым,  надеюсь, что он выжил. Летали каждый день: днем на обеспечение площадок в Асадабаде, высадку десанта в различных районах нашей зоны ответственности, перевозку пассажиров, ночью – на воздушную разведку.
   Воздушная разведка – это отдельная песня. Самый скучный полет в жизни. Но эти полеты были необходимы. Если ночью не было борта в небе над аэродромом - жди обстрела гарнизона! В вылетах на одну ночь участвовало два борта. Первый летал два часа, экипаж второго в это время отдыхал. Подъем за пятнадцать минут  до посадки первого. Приход в себя, запуск, выруливание на полосу, огни которой   включат всего на какие-то секунды и энергичный взлет. Первый борт в это время уже заходил на посадку.
  Кабина борта освещается тускло, «Липу» не включали. Ночью её видно из далека. Вот два часа и кружишься над аэродромом. Скукотища, хорошо если штурман настроит станцию на родную союзную волну – можно Родину послушать. Если определяли, что «наши друзья» как-то себя проявили, быстро связывались с артиллеристами, а они знали что надо делать в этой ситуации. 
    На воздушную разведку тогда ходил с комэской, с Федоровичем. Тогда еще не знал, что это был наш последний  полет с ним. Мы еще много чего  не знали…

         За эти первые десять дней полетов, стал уверенно чувствовать себя при любом вылете и днем и ночью. К кабине и особенностям работы на МТ-шке привык быстро. Запуск борта, включение оборудования, после взлета перед  первым разворотным -  включение вооружения, проверка работоспособности носового пулемета - доклад командиру о нормальной работе приборов и систем борта. За бочкой, даже если это была работа не на операции, ящиков пять-шесть, больших ящиков, лент к пулемету. На себе раскладка, бронежилет, парашют, ЗШ и контроль правильности снаряжения командиром и штурманом. В колчанах на  ноге – автоматы. И так каждый серьезный полет. 
       В это же время часть наших экипажей ушли на операцию, работали с Шинданта.  Меня в группу не включили. Еще при сдаче  борта Дамир  мне тогда сказал, что борт нарегулирован на полеты до союзных высот,  работать  по площадкам Асадабада на нем можно, а  на больших  высотах да  при загрузке  – падают обороты НВ.  Борт новый, а летает с ограничениями по высотам!? 
         Поэтому на  день второй после отлета наших на операцию к борту подъехал заместитель командира полка по ИАС Бахта В.Г. Вместе с ним заменили жиклеры на насосах-регуляторах топливной системы двигателей. И сразу получили добро на облет. Облетывал борт капитан Марков Л.А., командир звена. Его звено влилось к нам в эскадрилью,  прибыв с Камень-Рыболова. На правой чашке у него тогда летал старший лейтенант Гайдар Н.И.   
         Перед запуском надеваем с командиром парашюты, ЗШ. Бронежилеты в таком полете надевать не обязательно – не предполагалась посадка и взлет с площадки или полет на ПМВ. Смотрю, а наш Коля  как в Союзе - достал гарнитур, ЗШ справа в низу на полу кабины, лямки парашюта остались на спинке кресла. Обычно мы, бортовые техники, напоминали летчикам о ненадетых ЗШ,  парашютах и бронежилетах, мало ли по какой причине они не надеты?  Скажем, поторопился и вовремя не надел, а потом забыл. А здесь летчики мне были почти не знакомы, постеснялся напомнить и настоять на этом. Сколько было случаев, когда вовремя надетый парашют и ЗШ спасали жизнь кого-то из экипажа? 
           Запуск - нормально,  коррекция – включение выпрямителей, генераторов,  другого необходимого оборудования. Обязательно контроль нормальной работы «Липы» – норма. Выключение Аи-9в. Борт работает нормально. Запрос командиром для выруливания на полосу - добро. На полосе – контрольный! На борту все в порядке. Движки и в целом борт работает как часики. Запрос командиром на взлет. РП,   подполковник  Ведин  Владимир Иванович дает добро. Взлетаем по малому кругу с резким набором высоты, сразу же первый разворотный с левым креном – уходим от зеленки. Только начали выполнять второй разворотный, так же в наборе с большой вертикальной, как слышим энергичный голос РП:
- По вам отработали с зеленки! Что-то типа ракеты! До вас не долетела! Поднимаю пару «шмелей» в этот район!
         Смотрю, командир спокоен, так же идем с резким  набором высоты, замечаю как  Коля потихонечку надевает парашют, снимает гарнитур и надевает ЗШ. Да, все же здесь не Союз! Оказывается,  в  обыкновенном полете можно под хвост  ракету получить. Наверное,  каждый из нас тогда  еще раз сделал вывод, что  парашют и ЗШ должны быть надеты всегда! Вообще, потом не помню случая, с кем бы и где не летали, но средства спасения надевали в каждом полете!
         Подняли борт на высоту, параметры приборов контроля работы двигателей и трансмиссии в норме, никакого намека на падение оборотов НВ! Вилки в оборотах двигателей как не было, так и нет!  Все! Борт готов к работе по высокогорным площадкам! Борт смело может летать на операциях!
         Как-то после обеда стояли около модуля небольшой группой,  в несколько экипажей.  Комэска, куря и улыбаясь, спросил нас:
-А чего вы не жалуетесь,  летаете, день и ночь, не просите подзамены, у нас же полуторный состав!
-А можно? – Удивленно спросили мы.
- Пора уж – ответил наш командир.
Тогда практически все бортовые техники, принявшие борта с первых дней прибытия в полк, подзаменились, подзаменился и я. Налет с 5-го по 20-ое октября составил 50 часов 45 минут. Это было нормально, и мы заслужили недельку - другую на отдых. Правда как окажется потом, две недели без полетов выдержать было трудно. Неделя - не больше,  иначе нехорошие мысли в голову начинали лезть,  и сон был не крепким.
      В это время  мы отсыпались, отдыхали  на бучиле, ходили в наряд - патруль по гарнизону. Ведь в день полетов подъем был в четыре десять, не принимая водных процедур, шли на пробу бортов, потом доктор, столовая и уж потом можно было принимать утренний туалет.
       Где-то,  через неделю, что называется, хотя ничто не предвещало «беды», нам зачитали приказ - эскадрильи смешиваются! Из приказа стало ясно, что три  звена с нашей эскадрильи: звенья Голикова Александра Михайловича, Герасимова Владимира Сергеевича и  Сапрыкина Владимира Алексеевича во главе с замкомэской Веслополовым Виталием Николаевичем уходят с бортами, закрепленными за звеньями,  в эскадрилью майора Буяшкина Виктора Алексеевича. Соответственно три звена с 1-ой эскадрильи во главе с замкомэской майором Кутенко Е.В. (Ми-24, Средне - Белая)  переходят вместе со своими бортами в нашу 2-ю эскадрилью к Гауру Владимиру Федоровичу. 
         Подоплека этого события состояла в том, что нашу 2-ю эскадрилью хотели сделать особенно боевой, выполняющей  только особые функции, а все остальное: ПСО, воздушная разведка, полеты на перевозку личного состава и другие, так называемые, второстепенные задачи,  планировалось возложить на 1-ю эскадрилью. Посему лучшие борта остались в нашей эскадрилье, а нам дали все остальное. Мой 74-ый борт, к моему большому сожалению, остался во 2-й эскадрилье.
         Наши звенья представили командованию и личному составу 1-ой эскадрильи, и мы полноправно вошли в состав 1-ой эскадрильи. Все три эскадрильи полка (в Газни стояла третья эскадрилья под командованием п/п-ка Шмелева) стали смешанными и были представлены в основном экипажами с нашего Среднебельского полка. Но так как был полуторный состав экипажей в эскадрильях, то эскадрильи дополнялись звеньями и экипажами с других полков, эскадрилий  и отрядов. В основном все с Дальнего Востока:
Черниговка – Ми-24 в, п. 
Спасск - Дальний, Белогорск, Магдагачи, Свободный, Камень-Рыболов – Ми-8 мт.

         На одном из построений  в модуле эскадрильи некоторые офицеры высказали свое недовольство комэске майору Буяшкину Виктору Алексеевичу тем, что мы будем на «подносе снарядов» у второй эскадрильи.  Очень хорошо запомнились ответные слова Буяшкина на это:
- Мне самое главное всех вас живыми и здоровыми домой привезти! А работа у нас у всех  будет.  Не меньше, чем во второй эскадрилье. И за свою работу, по заслугам, все получите боевые ордена!
         Вот такие тогда слова сказал Виктор Алексеевич. Как комэска и человек он нам сразу понравился. Был требовательным, справедливым и, вместе с тем, добродушным человеком. Летал ранее в нашем Среднебельском полку, когда полк стоял еще в Шимановске. Потом ушел советником в одну из развивающихся стран. Вернулся в Ленинский полк в Черниговку на должность командира эскадрильи. Из нашего общего ряда выделялся еще тем, что иногда  летал в кубинском летном комбинезоне. 
    В 1-ой эскадрилье стал летать посменно с Валерой Вороновичем на 33-ем борту.
Валерий Михайлович  Воронович в ДРА был второй раз, кавалер ордена «Красная Звезда». Технику знал очень хорошо, ответственный, опытный  офицер, посменно летать с ним на одном борту для меня было за честь.  Ранее мне этот борт на глаза как-то не попадался. Но то,  что увидел, меня просто неприятно поразило, особенно после моего нового 74-го борта. Передняя стойка была после подлома и отремонтирована, обе балки были заменены. Было видно - борт за эти годы потрудился на славу. До КВР ему оставалось часов 200. Пройдясь по отсекам, сделал вывод, что в  целом состояние борта, мягко говоря, было далеко не идеальным. Чуть ранее борт представлялся проверке зам по ИАС полка подполковнику  Бахта В.Г.   Бахта,  со слов Валеры, быстро его посмотрев, ушел недовольным,  со словами:
-Это не борт, это комок грязи!

         Засучили мы с Валерой рукава и стали нашу ласточку приводить в порядок. По всей видимости, от Бахты нагоняй за наш борт получил не только инженер эскадрильи. Тут же, наряду со специалистами нашей эскадрильи,  примчались КПС - ники с ТЭЧ полка.  Ко всему оказалось, что износ лопаток первых ступеней компрессора двигателей близок к предельному. Было принято решение о замене двух двигателей, лопастей НВ и  некоторых других агрегатов. Работа закипела и продолжалась около двух недель. 
         После всех выполненных работ борт облетал Герасимов Владимир Сергеевич. Бортом Владимир Сергеевич остался доволен. Он явно  стал мощнее. Параметры работы двигателей, редуктора и систем были в норме. Его можно было планировать для полетов на операции. На послеполетном осмотре выявилась незначительная течь масла с насоса Аи-9в. Все наши последующие действия с Валерой по устранению этого дефекта к положительному результату  не привели. Аишку, в принципе, надо было менять. Но заменить ее было нечем! Другой исправной не было. Летали с ней, более внимательно контролируя уровень заправляемого масла, убирая подтеки с фюзеляжа. Главное – она запускала двигатели!     

         А 1 ноября 1985 года к нам в полк пришла первая настоящая беда – погиб старший летчик старший лейтенант Штинников Сергей Владимирович! Наш Сережа Штинников!
         Сережа был очень перспективным летчиком и хорошим человеком. Успешно закончил Сызранское ВВАУЛ в 1981 году. Перед заходом в Афганистан получил классификацию «Военный летчик II класса». В Союзе несколько месяцев был у меня самым первым командиром экипажа. Это Сережа меня «познакомил» с вертолетом,  первым показал как производится запуск двигателей на вертолете, когда мы пришли в полк после училища. По его литературе начинал изучать вертолет. Всегда был жизнерадостным, веселым. Любил нашу авиационную форму.  Носил ее с особым шиком, даже фуражка, как у многих из нас, был сшита в военном ателье. Сережу в эскадрилье уважали все. Комэска, планировал его на командира звена.
         Летать с ним всегда было легко и надежно. Летать Сережа любил. Как и многие из нас – романтическая личность. Как-то в Союзе, проходя Афганскую подготовку, шли на эшелоне по маршруту в кучевых  облаках.  В их разрывах - небо было голубое - голубое. Сережа тогда и сказал:
- Идем как на лайнере, высоко и  кабина у нас большая, красота!
         Один из первых получил допуск к обслуживанию площадок в Асадабаде. В Асадабаде  и погиб...

         В тот день он парой пошел на Асадабад. Пара 24-ок - на прикрытии.  Комэска дал ему свой Ми-8МТ №80. Самый мощный борт,  налет около сотни часов. На правом кресле у него был Гена Вахрин, а бортовым  - Сережа Рыба. Ведомый – Леня Сердюк. При подходе к Асадабаду обнаружили облачность. Третья, самая опасная площадка была практически закрыта. Безо всяких затруднений Сережа с Сердюком отработали по другим площадкам.  На третью садиться было нельзя. Облачность затрудняла заход и безопасную посадку на площадку. Командование бригады очень попросило доставить груз на пост. Иначе люди остались бы без питания и воды. И Сережа согласился лететь.  Оставил внизу борт Лени Сердюка, а сам под прикрытием, взяв еще и груз ведомого, пошел наверх. При заходе,  колеса  передней стойки шасси уперлись в край площадки. Сережа решил ручкой управления протолкнуть борт вперед, но он запрыгал. Тогда он принял решение свалить его в ущелье и зайти с повторного. В этот момент времени  командир борта прикрытия, находящийся выше Сережи,  предупредил его:
- Осторожно! Там деревья!
- Вижу, вижу! – Это были последние Сережины слова в эфир!
         Борт хвостовым винтом  цапанул деревья и упал ниже на площадку, на  балку. Может быть, Сережа остался бы жив, если бы не взрыв мины под бортом, установленной своими от духов. Борт быстро начал гореть.  Сережа - истинный командир,  до последнего спасал свой экипаж. А сам уйти с горящего борта не смог. Попытался спасти солдат, сопровождавших груз, но вся грузовая  уже была в огне. Вместе с ним погибли еще двое солдатиков. Втроем они остались навсегда на третьей площадке в Асадабаде…
Летчик – штурман Гена Вахрин получил ожоги лица, рук, ног, а бортовой техник  Сережа Рыба– травму позвоночника.  Их обоих в Шимархельский госпиталь доставил Леня Сердюк на борту Саши Бессмертного.

         Сережа Штинников – наша первая боевая потеря! Без боли в сердце невозможно было это принять и понять. 
         На следующий день весь полк выстроился для прощания с Сережей.  Мы молча,  поэскадрильно стояли напротив гроба, установленного на  столе.  Стол был застелен красным кумачом. Гроб и стол были   устланы ветвями хвойных деревьев. На гробу стоял портрет Сережи. Командир полка подполковник Целовальник В.П., командир звена капитан Семенов П.П., старший бортовой техник – инструктор ст. л-т Романчук М.Н. сказали правильные прощальные слова от всех нас на дорожку домой Сереже. Гроб с Сережей  занесли в грузовую кабину борта пары на Кабул, стоявшей здесь же рядом около модулей. Его же друг, его ведомый Сердюк Леня сопровождал Сережу домой и навсегда…