Наши лётные книжки   всегда  были с нами, на полочках перед кроватью в комнатах модулей, где мы жили. Книжки погибших всегда забирали в штаб, говорили, что в музей. Кто именно забирал Серёгину, не помню! Только кто-то из наших тогда сказал, что в тот момент, когда её раскрыли из неё выпали две фотографии – жены и дочери…
    Могу только предположить, что фотография дочери, наверное,  та была, которую  делал ему перед нашим заходом в Афган. Серёжа тогда пригласил сделать фотографии его дочери. Была зима. В квартире было не жарко. Девочка сидела на диване, фланелевая рубашечка, теплые колготки, на ножках маленькие валеночки и улыбка во все лицо! До сих пор храню эту фотографию у себя в архиве.
    В такие моменты, когда кто-то погибал, наверное, каждый из нас вспоминал или думал - «А когда я его последний раз видел? Где?  Что он говорил? А в то утро на завтраке в лётной столовой, где и за каким  столом он сидел?»  И не дай Бог, если ты когда-то, раньше, не откликнулся на просьбу погибшего, не говорю уже где-то цапнулись или, упаси Боже,  были трения! Ведь и такое было! А потом не стукнули по рукам! Всю жизнь будешь себя ругать и мучиться, что теперь поздно, человека-то ведь  нет! Только  в душе, наедине с собой, представляя рядом с собой того, кого уже нет, и будешь с ним разговаривать, извиняться, клести себя и извиняться, тысячу раз извиняться! А поздно! Поздно! И ничего не изменишь! Ты опоздал!

    Слава Богу, у нас с Серёжей всегда были хорошими отношения! И успел он на моём борту полетать. В Кабул мы летали, на площадку, к штабу Армии, тогда нам ещё разрешали там садиться. Как всегда был весёлым, радостным, довольным, уверенным! А мы потом все анализировали и думали, ну почему он при заходе на площадку не включил  форсаж, если взял груз двух бортов! Почему он не сбросил блоки?! Ведь борт бы вытянул! Борт стал  бы легче! И сел бы он тогда нормально, как всегда!
   Да, эскадрилья тогда получила мощнейший шок! Что и говорить? Никто не думал, что Серёга откроет счет нашим потерям! Как только Сердюк Лёня прилетел из Асадабада и сообщил это известие, комэска, Федорович, которого было не узнать, сам не свой вошел в комнату к замполиту эскадрильи Алексею Николаевичу и выдавил из себя: «Серёга Штинников сгорел»!
    Почему-то, и потом так было, как только кто-то погибал, сразу приходило много писем из дома! Видел это сам. И почему так получалось? Кто ответит?

     А дни шли, на носу был праздник 7-го ноября. В полку работа не прекращалась, как взяли темп по прилету в полк, так и работали. Что называется - без выходных и проходных! Да и какие здесь выходные и праздники, когда идут боевые действия? Так только, когда было воскресенье, кто-то из нас напоминал: «А в Союзе-то сегодня -  выходной»!
    Где-то позже уже,  прочитал приблизительно вот такие строки: «…Черные горы, протянувшиеся от Джелалабада до Кабула с Юга на Северо - Запад, были красивы и величавы, особенно зимой, когда их вершины были покрыты  шапками снега…».
    В действительности так и было. Красивые там горы. И в Асадабаде очень красивые горы! Но эта красота и величавость несли собой  постоянную опасность. В горах, на оборудованных базах, были  душманы, хорошо вооруженные и обученные, известно с чьей помощью. В связи с этим, перелеты до Кабула и обратно всегда строили на безопасной высоте и удалении от этих гор. А если летали ночью на воздушную разведку, то круги над аэродромом выполняли на безопасном расстоянии от Черных гор.
    Наши предшественники в полку, за несколько месяцев до нашего прибытия,  проводили операцию по уничтожению душманов вместе с их базами в этих районах. Но по данным разведки, «наши друзья» вновь обосновались в этих местах. Их надо было прижать и уничтожить! С этой целью к ноябрю месяцу  командованием полка  была разработана очередная  операция.

     Перед началом операции, 7 ноября паре капитана Тутова,  с  1-ой эскадрильи,  была поставлена задача по доразведке целей в районе предполагаемой операции. По борту ведущего,  Ми-24П, бортовой номер 09,  находившемуся на высоте порядка 300 метров,  был произведен пуск ракеты из  ПЗРК и ракета поразила борт!
    Командир вертолета и бортовой техник безопасно покинули борт на парашютах, а летчик-оператор лейтенант Гаврилков Евгений Алексеевич погиб. Жене не хватило высоты для раскрытия купола парашюта и безопасного приземления.   Не помню, какая была фамилия бортового техника, но точно помню его имя, его звали Пётр. Мы с ним накануне этой трагедии ходили в патруль по гарнизону. После всего случившегося и  встретившись с ним,  расспросил его,  как все произошло. Ведь  и самому такой опыт мог в любое время пригодиться. Со слов Пети было так:  раздался мощный хлопок сбоку вертолета, от этого он кратковременно потерял сознание. А когда  пришел в себя, увидел справа,   в районе створок кабины,  большую пробоину, а  над командирским креслом вовсю - небо! Следовательно, быстро подумал Петя, командир уже дал команду на покидание борта и с оператором уже покинули борт, полагая, что бортовой техник выполнил команду командира! Не раздумывая, он  выпрыгнул с борта   в эту пробоину, парашют был на принудительной расчековке,  и не подвел.  Только купол успел  раскрыться, а ноги -  уже на земле! И  Женя Гаврилков прыгнул! Но, как оказалось,   чуть позже всех! Он почему-то ждал прыжка командиром. И  ему высоты не хватило! Женя погиб…
     За сбитым экипажем быстро пришла пара ПСС. Командир звена капитан  Сапрыкин Владимир Алексеевич своей парой заходил за ними под обстрелом нескольких  ДШК. Володя в Афгане был второй раз и  знал, как надо правильно построить заход своей пары, чтобы не попасть под работу этой «сварки». Оба борта пошли на снижение со скольжением. А командир ведомого борта Игорь Рюмин так дал педаль, что борт шел практически по нормали к набегающему потоку, стрелка указателя скорости полета практически упала на ноль. Его штурман, Сережа Макеев, рассказывал позже,  что попробовал, чуть было, выправить ситуацию, но рука у Игоря очень сильная, сам под метра два роста и масса тела килограммов под сто, ничего у Сережи не получилось.
    Тутов, как только приземлился, оказался около большого валуна, быстро достал свой ПМ, обходя валун, заметил стоявшего спиной к себе душмана с автоматом. Дух быстро повернулся  и Тутов не промахнулся! 
     Полк снова встал на том же месте, что и неделю назад, где мы прощались с Сережей Штинниковым. А  теперь мы прощались с Женей Гаврилковым! Помню хорошо, как  о нем  говорил его друг, тоже летчик-оператор. Они, оказывается,  вместе учились в школе, вместе закончили Сызранское  училище летчиков, вместе  служили в одной эскадрилье Ленинского полка. Вместе пришли в Афган. И вот один из друзей погиб! Он говорил, а комок подкатил ему к горлу и слезы  ему было не сдержать…

    15 ноября шел очередной день операции. Площадки для высадки десанта были обработаны бортами огневой поддержки  обеих эскадрилий.  Группу бортов Ми-8мт для высадки теперь уже демократов, опять повел командир эскадрильи майор Гаур Владимир Федорович. На прикрытии были борта Ми-24 обеих эскадрилий. При заходе на площадку, когда борт находился в режиме зависания,  борт комэски (бортовой номер 82) был сбит и завалился на правый бок, сползая вниз к ущелью, упершись о выступы,  остановился и начал гореть. Когда борт заваливался, ручка управления ходуном  ходила по кабине - лопасти НВ рубили землю и обломками разлетались от вертолета. Штурман эскадрильи ст. л-т  Балашов пытался помочь командиру и,  ловя её, получил  переломы руки. Миша Романчук  выбил стекло фонаря кабины автоматом,  вместе со штурманом выбрались из кабины, и отбежали от горящего вертолета. Комэска,  в это время, находясь в подвешенном состоянии в своем кресле на привязных ремнях, в полной экипировке, с выбитой левой рукой в плече ручкой «шаг-газ», на некоторое время остался один. Левая рука полностью не работала. Правой рукой дотянулся до ручки замка двери пилотской кабины, открыл её, грузовая кабина вся горела. Демократам он ничем помочь не мог.  Как он сам потом рассказывал, выход в этой ситуации был один – надо было доставать пистолет, чтобы не сгореть заживо…
    Миша Романчук быстро спохватился и  спросил штурмана Пашу Балашова:
-А где комэска?
-Там, на борту! – Ответил Паша.
Миша, в шоке не почувствовавший травмы ноги, побежал к горящему вертолету. Поднялся на пилотскую кабину,  аварийно сбросил  левый блистер, расстегнул привязные ремни на комэске и  помог  ему выбраться из кабины.  Оттащил Федоровича на безопасное расстояние от горящего вертолета. Буквально в этот же момент времени вертолет полностью обдало пламенем,  и через какие-то секунды он обрушился. Командир снял с руки свои обыкновенные командирские часы и тут же подарил Мише за свое спасение. Думаю, Миша  до сих пор их  носит или хранит как самую ценную награду – награду за спасение командира в бою!
     За экипажем командира эскадрильи  сразу же  подсел командир звена Паша Семенов, шедший на высадку  в общей группе восьмерок. Бортовой техник ст л-т Александр Бессмертный  донес  командира эскадрильи до своего борта. Штурман звена  ст. л-т  Василий Демин помог штурману эскадрильи и старшему бортовому технику – инструктору подняться в грузовую кабину. Экипаж был вовремя спасен и доставлен в Шимархельский  госпиталь. Чего еще лучшего желать в этой ситуации, все остались живы и практически здоровы.

     А операция по уничтожению душманов продолжалась. 24-ки обеих эскадрилий наносили удары по выявленным огневым точкам противника и прикрытие восьмерок,  осуществляющих  высадку десанта. Ближе к вечеру одна из 24-ок с эскадрильи м-ра Буяшкина, которой управлял командир звена, получила повреждение двигателя и другие  пробоины, в том числе были пробиты топливные  баки. Борт сел на вынужденную посадку в районе боевых действий. Группу технической помощи с ТЭЧ полка под руководством начальника группы регламентных работ к-на Панова Сергея Николаевича, в район вынужденной посадки доставила пара м-ра Ларионова Сергея Алексеевича (ведомый пр-к Хусаинов Б.Т.). На борту Ларионова находился и экипаж командира 1-ой эскадрильи м-ра Буяшкина В.А. Ему была поставлена задача перегнать на аэродром Джелалабада борт после ремонтно-восстановительных  работ.  Работа по быстрой замене двигателя и другие восстановительные работы на борту были закончены  уже в темное время суток.   Экипаж комэски опробовал борт, замечаний по работе борта в целом  не было. Было принято решение о перелете группы бортов на аэродром с определенным интервалом по времени и на разных высотах.
     Первым  взлетел и  пошел в наборе м-р Буяшкин. Вторым, майор Ларионов отправил своего ведомого пр-ка Хусаинова, на борту которого находился поврежденный двигатель с борта Буяшкина,  различный инструмент и приспособления.  Крайним взлетел  майор Ларионов. На его борту находилась группа технической помощи. Шли ночью  в условиях полной маскировки, без АНО и других огней. По продолжительности времени  полета майор Буяшкин уже должен был запрашиваться на «Омаре». Но первым запросился экипаж Хусаинова! Это очень насторожило и обеспокоило  Ларионова! Почему молчит Буяшкин?! И, через некоторое время, при внимательном наблюдении   земли,  был замечен пожар. Чуть ранее этот необычный пожар заметил еще штурман с экипажа Хусаинова – Василий Никишин и доложил своему командиру. Об этом пожаре м-р Ларионов сразу же доложил РП  и,  снизившись до безопасной высоты, встал в круг  над местом пожара. Теперь сомнений не было – это горел борт!  Штурман звена ст. л-т Барабанов  не далеко от места пожара заметил выстрелы осветительных ракет от мортиры с раскладки кого-то из членов экипажа. Как выяснилось позже, это обозначал свое местоположение на земле штурман первой эскадрильи – штурман с экипажа Буяшкина, капитан Гмырак. Подсесть за экипажем Буяшкина м-ру Ларионову РП  не разрешил, так как в грузовой кабине  борта  находились люди. В это же время в район падения борта быстро пришла пара ПСС. Она и забрала экипаж Буяшкина В.А. Штурман эскадрильи и бортовой техник были живы, а комэска -  майор Буяшкин Виктор Алексеевич погиб…
     По рассказам штурмана эскадрильи и бортового техника экипажа Буяшкина, после взлета они набрали  установленный эшелон, и пошли домой.  Через некоторое время на борту отказала связь,  энергопитание, на борту всё выключилось! Было ли это поражение или результат полученного ранее, утвердительного ответа нет.
     Командир эскадрильи дал команду на покидание борта. Борт все трое покинули нормально, купала сработали. В воздухе, чтобы убедиться в нормальном исходе вынужденного покидания борта и чтобы найтись, они между собой переговаривались. А когда приземлились и начали собираться, комэска не отзывался. Нашли Виктора Алексеевича сразу и уже мертвым. По заключению врачей в результате соприкосновения с землей, о валун,  Виктор Алексеевич сломал шейные позвонки. Смерть была мгновенной. «Помог» ему еще и ЗШ, тяжелый ЗШ-3б!

     На утро следующего дня мы построились, а эскадрильи стояли осиротевшими,  без обоих своих комэсок! Обязанности командира 1-ой эскадрильи были возложены на майора Веслополова В.Н., а обязанности командира 2-ой эскадрильи стал исполнять майор Кутенко Е.В.
     После таких потерь, сжав зубы,  полк продолжал выполнять поставленные задачи. Боевая работа не прекращалась ни на день. Были дни, когда,  идя на вылет, наши вооружейники, зарядив нам блоки, говорили,  что если  сегодня по какой-либо причине не сядет Ан-12, заряжать к повторному вылету  будет нечем. А борт садился,  и работа не прекращалась!

     С юмором относились к таким ситуациям, когда все заканчивалось хорошо. Юмор, баня, ну и на первом месте стояли письма из дома! Вот три этих фактора, которые  очень помогали снять морально-психологические нагрузки, возникающие при выполнении поставленных задач. 
    В один из дней и сами  не предполагали, что ситуация получится почти анекдотичной и с хорошим окончанием для всех участников этой ситуации.
    Был у нас экипаж, который месяца полтора не летал по болезни командира экипажа старшего летчика  капитана  Азанова. Командир болел, а штурман ст. л-т Володя Котов, чтобы скрасить свое временное  безделье,  занялся рыбалкой. Сделал самую обыкновенную удочку, нашел место где-то на бучиле и ловил рыбу. Причем, удачный был рыбак, приносил иной раз рыбу нормальных размеров. Но место рыбалки держал в тайне, дабы другие, желающие заняться таким же досугом, не испортили ему это мероприятие. Болезнь-то у командира была длительной.
     А мы  тогда нашей  парой  пришли с Кабула. Летчики, забрав ЗШ и личное оружие, ушли по своим делам, а мы с Володей Климовым остались на бортах. Володя, бортовой техник 54-го борта – уникальная личность! Как он следил за своим бортом! Мало того, что его  борт был единственным в нашей эскадрилье на первой сотне налета, т.е. практически новым,  так Володя еще содержал его просто в поразительной чистоте! В Союзе мало таких бортов встретишь, не говоря об Афганистане! По отсекам, без преувеличения,  можно было ходить прямо в беленьких носочках!  Естестественно, боеготовность и исправность стояли на первом месте. Вот Володя и говорит:
- Леш, у меня на борту есть трофейные гранаты, кажется английские, остались еще от заменщиков. Как их бросать рассказали, а я ни разу еще не бросал. Сядешь где-нибудь на вынужденную,  и не сможешь ими воспользоваться. Давай попробуем их бросить?
- Давай, Володь! - Сказал ему. У меня тоже есть таких штук восемь. А где бросать будем?
- Да вон, хотя бы в речку.
Речка как раз около стоянок наших бортов  протекала максимально близко,  и берег в этом месте был, как будто специально подготовленный для бросания гранат. Берег был высоким, нисходящим к стоянкам бортов и к воде. Взяли мы по две гранаты, и подошли к речке. На всякий случай еще шумнули – Есть тут кто-нибудь! Сейчас гранаты бросать будем! В ответ, естественно,  тишина. Как по команде повернули «головы» первым двум гранатам и бросили в бучило, а сами спрятались за этот высокий берег. Через несколько секунд прозвучали несильные взрывы и всплыли маленькие рыбешки. Следующие две гранаты решили бросить чуть правее и чуть левее от места взрыва первых двух гранат, ближе к тростниковым зарослям. Бросили крайние две гранаты. И только после этого услыхали сильный шорох  в тростнике и увидели выбегающего Володю Котова,  держащего  удочку в одной руке и поплавок на леске - в другой!
- Вы чего? Совсем ох..ли! Вы же чуть меня не убили!
Вот ведь! Мы и сами напугались, осознав окончательно, что могло произойти!
- Мы же спрашивали и предупреждали, что будем бросать гранаты! Чего молчал!? – пошли мы в атаку  на Котова.
- А я думал, что  вы шутите и хотите узнать, где находится моё место, где я рыбу ловлю!- защищался Володя Котов.
Ничего себе шуточки! Думал он!  Спустя некоторое время все трое поостыли, успокоились,  ну и посмеялись от происшедшего!
     А на следующий день кто-то из наших рядом с этим же рыболовным местом  бросил просто пару камней. Тут Володя Котов выскочил гораздо быстрее, ругался долго, и поговаривали,  больше там рыбу не ловил! Наверное,  подался искать место для рыбалки на стоянке второй эскадрильи!
     Вот  такие, случайные и преднамеренные, смешные случаи были в нашей жизни там, которые скрашивали нашу обыденность.
     А каким великим рассказчиком всяких смешных историй был бортовой техник Володя Кобзев! Мало того, что он много летал, так он даже на бис, в свободное от полетов время, рассказывал нам свои истории! Вот тут еще окончательно поймешь известную поговорку, почему военные в  цирк не ходят? Иной раз у нас был такой цирк, что называется, похлеще настоящего будет! Впрочем, как в любом другом воинском коллективе.

     В конце октября месяца, числа 29-го,   инженер эскадрильи майор Пугин сообщил  мне, что пришла пара из Газни и, ввиду нехватки там вертолетов Ми-8мт, командованием полка принято решение откомандировать  туда меня  вместе с моим 55-ым бортом. На сборы было дано минимум времени. Взял необходимые личные вещи, познакомился с прилетевшими за мной летчиками, тройкой бортов взлетели,  прошли  Кабул  и пошли на Газни!