|
На «яме»
Ямой на
авиационном сленге называют место падения самолёта. Поехать «на яму» - значит
прибыть на место аварии или катастрофы. В случае, если при падении обошлось без
человеческих жертв, это называется
авария летательного аппарата (самолёта или вертолёта). Если же при
падении есть человеческие жертвы (как члены экипажа, так и пассажиры) - это
называется катастрофа.
В любом случае назначается комиссия по расследованию лётного происшествия,
которая учитывает все объективные и субъективные причины и факторы, повлекшие
за собой аварию или катастрофу летательного аппарата, с выработкой мероприятий
по ликвидации последствий и рекомендаций, а в армии - приказов, по
предотвращению повторения подобных происшествий в будущем. В конце 70-х начале
80-х годов прошлого столетия я летал на МиГ-23 и занимал должность начальника
службы безопасности полётов авиадивизии. Одной из основных задач моей службы
как раз и была профилактика безаварийной работы, а в случае лётных происшествий
- их расследование. Но не это является предметом нашего повествования. Речь
пойдёт о тяжелейших лётных происшествиях, случившихся в Афганистане, в
последствиях которых мне довелось разбираться и жертвами которых были мои
сослуживцы.
Не скажу, чтобы в Афганистане на какой-нибудь
точке большой дуги (от
Термеза - на юг, через Кундуз, Пули-Хумри, Саланг, Баграм, Кабул, Джелалабад,
Газни, Гардез, Шахджой, Кандагар, Лашкаргах и дальше на север - Фарахруд,
Шинданд, Герат и до самой Кушки) был спокойный, без каких- либо происшествий, хотя
бы один день. Достаточно привести такую цифру: ежегодно только боевых потерь
самолётов и вертолётов было более 60 единиц, и, конечно, больше всего потерь
было среди боевых машин армейской авиации: вертолётов Ми-24, Ми-8. Говорят, ко
всему привыкаешь, но в самолётах и вертолётах были люди - наши ребята,
десантники, спецназовцы, офицеры, а, бывало, и служащие СА и среди них, иногда,
женщины. Это были медсёстры, служащие строевых отделов частей, пищеблоков,
работники культуры и другие, прибывшие в Афганистан по контракту с
Министерством обороны.
Каждый раз при очередной боевой потере никто не
мог оставаться спокойным, болью в сердце отдавались сведения о гибели людей. К
такому нельзя быть равнодушным и безучастным, к такому, несмотря на осознание
неизбежности потерь при ведении боевых действий, привыкнуть нельзя. На КП ВВС
40А оперативно поступали сведения обо всей наземной и воздушной обстановке по
всей территории дислокации 40А, что держало боевой расчет КП в постоянном
напряжении. Работа КП ВВС настолько насыщена и многогранна, что заслуживает
отдельного, обстоятельного рассказа, но теперь возвращаемся к нашему печальному
и трагическому рассказу.
Война есть война. Конечно, всякая потеря боевой
машины во время боевой операции с экипажем и личным составом - это большая
трагедия. Всегда помнишь о том, что у каждого из погибших остались дома матери,
дети, семьи, невесты... Но когда трагедия происходит с тяжелым транспортным
самолётом, перевозящим грузы, а попутно и личный состав, боль от потери
возрастает многократно.
Поздно вечером 29 ноября 1986 года, поставив
задачу на ночь дежурной смене боевого расчёта КП, как всегда я вернулся в
модуль после напряжённого дня. Вечером, как обычно, собирался почитать да
завалиться поспать. Стук в дверь бойца - дежурного по модулю, прервал мои
планы: "К телефону". Оперативный коротко доложил, что пропал со связи
Ан-12, и мне приказано прибыть на КП. Там уже собрался командный состав ВВС во
главе с Командующим.
Обстоятельства:
Ан-12 50 осап (отдельного смешанного авиационного полка) взлетел из Кабула на
Джелалабад с грузом тяжелых неуправляемых ракет С-24 и 400 кг взрывчатки. Набрал
над точкой высоту 6400м и лёг на заданный курс на восток, порядка 95 град.
Примерно через 4 минуты самолёт исчез с экранов РЛС и с ним пропала связь.
Командир экипажа - капитан Хомутовский А.Б., правый пилот- лейтенант
Вологжанинов А.С., штурман - ст. лейтенант Кухта Ю.А., старший борттехник - ст.
лейтенант Григоров Д.Н., бортмеханик - ст. лейтенант Андриенко С.И., радист - пр-к
Мамедов Ш.М., стрелок - пр-к Черкасов В.Н. Кроме экипажа в герметичном отсеке
самолёта было 10 пассажиров, в их числе 2 женщины, служащие СА.
Расчёт командного пункта определил по последней
отметке на экране РЛС и штилевой прокладке координаты места падения самолёта -
около 30км восточнее Кабула, район перевала Суруби. Кроме того, было учтено,
что экипаж со времени исчезновения с экрана РЛС не сделал ни одной попытки
радиообмена и не отвечал на запросы с земли в течение всего времени вызова его
на связь. Это заставляло предположить, что произошло внезапное и моментальное
разрушение самолёта в воздухе, тем более принимая во внимание особенности
загрузки борта. С учётом невозможности проведения поисковых мероприятий ночью в
высокогорной местности вследствие высокого риска для жизни десанта, было
принято решение о начале поисково-досмотровой операции с рассветом 30.11.1986
года. Ночью в Кабул для расследования этой крупной катастрофы прилетел
заместитель Командующего 73ВА генерал Шканакин В.Г., с которым мы вместе летали
в одном истребительном полку в Чехословакии, где он был командиром полка. Ранним
утром мы вылетели на «яму» составом 4х вертолётов: 2 Ми-8 и 2 Ми-24. На первых
двух находилось несколько офицеров инженерно-авиационной службы летающей
лаборатории ВВС 40А, Шканакин В.Г., я, как представитель ВВС 40А, и группа
десантников. Пара Ми-24 нас прикрывала.
После непродолжительного времени экипажам
вертолётов удалось обнаружить место падения:между острых горных вершин перевала
Суруби, в ложбине, заросшей горными травами и редким кустарником, на площади в
2-3 квадратных километра были разбросаны останки самолёта. Вертолёты произвели
посадку на доступных площадках, бойцы
спецназа заняли высотки вокруг площадки падения, а мы с десантниками приступили
к поискам в первую очередь останков экипажа и пассажиров. Ближе к эпицентру
самолёта, относительно недалеко друг от друга, были обнаружены 4 двигателя
самолета с обломанными и искорёженными винтами. Далее, на различном, довольно
значительном расстоянии от двигателей, валялись исковерканные части фюзеляжа,
плоскостей (крыльев) и хвостового оперения вперемешку с шасси, кабиной и
другими многочисленными частями самолёта, осколки крупнокалиберных снарядов С-24.
Авиационные инженеры занялись вопросами расследования причин авиакатастрофы и
поиском "чёрного ящика". Так он называется в просторечии. На самом же
деле - это довольно массивный прибор в бронированном корпусе, ярко оранжевого
цвета для облегчения его обнаружения. В нём располагается аппаратура
автоматической регистрации параметров полёта, включая все двухсторонние
переговоры экипажа с землёй и внутри экипажа по СПУ (самолётному переговорному
устройству). Причина авиакатастрофы была очевидна: попадание в самолёт ПЗРК
типа «Стингер», в результате чего произошёл подрыв перевозимой взрывчатки и
последовавшая мгновенная детонация неуправляемых ракет С-24. Усилия
десантников, как было сказано, были сосредоточены на поиске человеческих
останков. Дальше мне, к величайшему сожалению, не удастся обойтись без
натуралистических подробностей. На нашем сайте skywar.ru в разделе боевых
потерь дана короткая и сухая информация об этом происшествии, даже без указания
количества пассажиров в самолёте. Я некоторое время сомневался, включать ли
вообще в рассказ эти подробности. Но соображения истины, освещающей этот
ужасающий эпизод, перевесили представления о том, что эти строки попадут на
глаза родственникам погибших. Если об этом не написать, то уже никто никогда не
узнает истины, а это преступление перед памятью погибших. Итак, за несколько
часов поиска при тщательном, многократном обследовании всей площади разброса
фрагментов, в пределах охраняемой с блоков бойцами спецназа зоны, десантники
нашли и доставили на солдатской плащ-палатке к центру площадки, где находилось
руководство поисковой операции, не более 7-8 килограммов человеческой плоти. Страшный,
леденящий душу итог. Это всё, что могли найти от 15 мужчин и 2 женщин. До сего
дня у меня занозой в памяти два фрагмента: розовая кожа, намотанная на головку
сапога без голенища и женский скальп как бы с ровно обожжёнными короткими
волосами. Это самые крупные фрагменты. Быстро надвигалась темнота, было принято
решение об окончании операции, тем более, что район был не под контролем наших
частей и дальнейшее нахождение там было неоправданно рискованным...
Наш страшный груз был доставлен в медицинский
модуль, где был по-братски поделен на 17 гробов. Гробы были обтянуты красной
материей и выставлены на плацу 50 осап. Траурный митинг, троекратный салют,
прощайте, ребята. Эти гробы после упаковки в ящики известны всем под названием
«груз 200». Они разлетелись на «Чёрных тюльпанах» по местам призыва и с
почестями захоронены у себя на Родине.
На этом, казалось бы, можно и закончить, но покоя
не даёт одна мысль, которую стоит развить в отдельном повествовании. Среди
погибших военнослужащих были женщины, служащие СА. Сколько их за время службы в
Афганистане довелось мне встречать не только в крупных гарнизонах, таких, как
Кабул, Баграм, Кундуз, Джелалабад, Кандагар, Шинданд, но и в местах дислокации
отдельных батальонов десанта и спецназа: Файзабад, Асадабад, Газни, Гардез,
Шахджой, Лашкаргах, Фарахруд! Везде они честно и храбро несли свою служебную
ношу врачей, медсестёр, поваров, связисток, работников культуры, служащих
строевых отделов, официанток лётных столовых и т.п. Само их нахождение в
обстановке постоянного огневого противодействия часто оказывало на мужскую
часть контингента 40А эдакое умиротворяющее, домашнее воздействие. Никем не исследовано,
насколько оно повышало боевой дух личного состава Армии, но это, по-моему,
безусловный факт. Передвигаясь по территории Афганистана на самолётах и
вертолётах (другого просто не было) наравне с солдатами и офицерами в условиях
огневого воздействия противника, живя в женских модулях, обложенных по крышу
мешками с землёй и часто обстреливаемых духами из РСов, выполняя свои служебные
обязанности в условиях боевой обстановки, т.е. подвергаясь тем же рискам, что и
мы все, они по статусу оставались лишь служащими СА. Тем более удивительно, что
всем этим женщинам после Афгана не воздали по заслугам, не дали им статуса «Участник
боевых действий».
Прошло 30 лет со дня окончания афганской войны.
Самой молодой из них, по определению, уже за 50, а многим, которые были
молодыми в начале войны, так тем уже и далеко за 60. У большинства дети, внуки.
Но все эти женщины, прошедшие войну в Афганистане, не получают поддержки от
государства. А это значит, что не имеют права на льготную оплату коммунальных
услуг, льготный проезд в общественном транспорте, льготные отпуска и
санаторно-курортное обеспечение, приобретение садово-огородных участков и т.д.
Убеждён, что такой подход ко всем женщинам, прошедшим Афган, крайне
несправедлив. А сейчас, даже эти малые льготы, ох как были бы необходимы. Этот
вопрос нужно поднимать на самом высоком уровне. Справедливость должна
восторжествовать.
Павел
Винокуров
январь 2019
|
