Вывод из Кабула C января 1989г началась массированная перевозка продовольствия и боеприпасов правительству Наджибулы, в основном на аэродромы Кабул, Кандагар и Шинданд. Не буду делать обобщений, но и так понятно, что в преддверии вывода по просьбе Кабула производилось накопление материальных средств и вооружений. Участвовали в перевозках самолёты ВТА Союза, притом в основном по схеме: Ан-12 в Кандагар и Шинданд, Ил-76 в Кабул. Интенсивность перевозок росла постоянно, притом обратные рейсы были полностью загружены личным составом и вывозились на аэродромы Ташкент (Тузель), Мары, Термез и другие аэродромы САВО. У меня, по случаю, сохранились некоторые документы по плановым перевозкам, которые, тем более, впечатляют по своим масштабам, когда их сравниваешь с любыми современными объёмами перевозок гуманитарных или целевых, правда, по данным СМИ. Все перевозки были, разумеется, на контроле Генштаба и Главного Штаба ВВС. Всё это я пишу для того, чтоб в дальнейшем стало понятно принятие некоторых решений, речь о которых пойдёт ниже. К началу февраля 1989 г. штаб 40 А, в том числе и командование ВВС 40 А, перебазировались в Наибабад. Это маленький н.п. между Мазари-Шарифом и Ташкурганом, и примерно в 60 км к югу от Термеза. Именно отсюда и был вывод последней группы наших войск во главе с Громовым в 10.00 15.02.1989, что было широко освещено по нашему телевидению. Но более чем за 200 км к юго-востоку оттуда, в Кабуле, находилась группа советских военнослужащих в количестве около 450 человек вплоть до ночи 14 февраля. К ней и вернёмся в нашем рассказе. В первую неделю февраля 1989г. погода стояла устойчиво, как говорят, лётная, что позволяло принимать максимально возможное количество Ил-76. Однако числа с 8 - 9 мокрый снег, туманы, сильные ветра, низкая облачность, высокая влажность и другие неблагоприятные метеорологические условия ставили под угрозу не только бесперебойную поставку грузов, но и, что исключительно важно, возможность своевременного вывода нашего гарнизона из Кабула. Я осознавал это и постоянно оценивал существующие риски. Для тех, кто знает, в какую погоду взлетают и садятся самолёты, сегодня могут показаться странными эти опасения. Но, во-первых, к этому времени уже на аэродроме не было никаких радиолокационных средств для обеспечения захода и посадки по приборам. Во-вторых, и в прежние времена, даже при наличии РЛС, специфика взлёта и захода на посадку на аэродром Кабул состояла в наборе и снижении по восходящей или нисходящей относительно крутой спирали. Это было возможно только при наличии хорошей горизонтальной видимости и отсутствии низкой облачности. Кстати, такой способ взлётно-посадочного режима в охранной зоне аэродрома и объяснял необходимость расположения по периметру аэродрома постов охранения, а, следовательно, и сил спецназа, которые и имелись в наличии. С учётом вышеизложенного, я задержал четвёрку Ил-76 после разгрузки на аэродроме ночью 9 февраля, согласовав решение с командирами экипажей, которые доложили мне о сложности захода на посадку. Получить длительный прогноз было неоткуда, погода не предвещала улучшения в ближайшие день-два, и я руководствовался вышеизложенными опасениями. Последствия не заставили себя долго ждать: 10 февраля дозвонился до меня начальник Главного штаба ВВС ген. Панькин и довольно жёстко спросил, почему я ставлю под угрозу срыва поставки грузов в ДРА. Я ему объяснил обстановку и сказал, что ещё большей угрозе подвергается срыв договора о выводе войск и что это согласовано с ген. Варенниковым, на чём разговор и закончился. Затем, твёрдо решив оставить самолёты на аэродроме, я выпустил за ненадобностью звено прикрытия Ми-24 на Пули-Хумри (или Ташкурган - не помню точно). Напомню, что, в соответствии с решением Советского правительства, было объявлено, что со 2 февраля ни одного советского солдата не останется в Кабуле. Это, конечно, подразумевало, что вообще нигде в Афганистане, кроме малой группы наших войск в районе южнее Термеза, готовой выйти 15 февраля. К концу января - самому началу февраля прекратились перевозки в Кандагар и Шинданд, давно ушёл наземный эшелон по маршруту Шинданд-Герат-Кушка. Однако воздушные перевозки на Кабул продолжались исключительно Ил-76-ми с прежней интенсивностью. Для их приёма и была оставлена группа военнослужащих. Решением Командующего ВВС 40 А я остался на аэр. Кабул для приёма самолетов. В моей авиагруппе находился ещё штатный руководитель полётов п/п-к Маркиляс Валентин и один прапорщик - начальник радиостанции. Для обеспечения безопасности захода на посадку самолётов в районе аэродрома, в охранной зоне, были оставлены бойцы и офицеры батальона спецназа, а также военнослужащие и офицеры комендатуры. Все мы, около 450 человек, расположились на кабульской пересылке. Там же ночевали и экипажи Ил-76, в случае, если они не уходили в Союз. Кроме этого, для прикрытия нижнего воздушного эшелона заходящих на посадку самолётов, на аэродроме находились 4 вертолёта Ми-24 из состава 50 осап, известного у нас под названием "полтинник". Экипажи их, конечно, тоже жили на пересылке. Ежедневно мы принимали сотни тонн груза. Такая многочисленная группа военнослужащих, прилетающие и улетающие самолёты не могли не привлечь внимание журналистов, знакомых, конечно, с постановлением нашего правительства. Была поднята шумиха в иностранной прессе. Вероятно, генералу Варенникову из Москвы поручили уладить этот вопрос. У меня таких сведений нет, однако, он позвонил мне и поставил задачу провести пресс конференцию с журналистами. Я, помнится, ответил, что почти не владею английским, но он сказал, что мне поможет Юрий Тысовский, спецкорр «Правды» в Кабуле. Журналисты собрались 8 февраля в литерном домике, находящемся на центральной стоянке недалеко от пересылки. Пресс конференция прошла успешно, я разъяснил необходимость присутствия наших военных, что действительно происходило у них на глазах. Затем я позвонил в посольство и доложил Варенникову. Резиденция Варенникова находилась в районе дворца Амина, где располагался штаб 40А, но к описываемому времени, в связи с уходом штаба и всего гарнизона, генерал перебазировался в Советское посольство. Приближался долгожданный день вывода. К счастью, погода несколько стабилизировалась, прекратилась позёмка и мокрый снег. Сохранялась низкая облачность, однако при взлёте и наборе высоты это не представляло большой проблемы для опытных пилотов. Кроме того, облачность была нам на руку, т.к. затрудняло использование духами "стингеров" по взлетающим бортам. Утром 14 февраля я собрал на пересылке командиров экипажей Ил-76 и нашего выпускающего из аппарата советников (бывшего начальника. районного центра управления воздушным движением аэр. Внуково Юру Серова). Итак, в канцелярии пересылки в условиях максимальной конфиденциальности я изложил план выхода. Такая ограниченность участников (нас было шестеро) была обусловлена недопустимостью утечки информации для 100%-го исключения потерь при взлёте - это главное. С другой стороны, отсутствие группы руководства и радиотехнических средств управления полётами делали бессмысленным доведения этого плана кому-либо ещё. План состоял в следующем. Запуск одновременно в 19.00. Выруливание с 3-х минутным интервалом, притом первые три борта выруливают с обратным стартом, а четвёртый - с основным. Это, по замыслу, должно было максимально уменьшить вероятность возможности пуска ПЗРК по взлетающим самолётам, которых должны были бы ожидать на основном курсе взлёта. И, если бы духи опомнились и поехали бы перебазироваться на обратный старт, то четвёртый взлетает с основным. В план также входил режим полного радиомолчания и выруливание при выключенных аэронавигационных огнях и без бортового освещения. Взлёт планировался не по спирали, а по прямой, с постоянным набором высоты по курсу маршрута, что позволяла скороподъёмность Ил-76 и рельеф местности. Примерно в 5 вечера последний солдат покинул пересылку, ворота захлопнулись и пересылка со всеми строениями, имуществом и забитыми продскладами перешла во владение ДРА. Началась погрузка бойцов и офицеров, занимавших места в первых трёх самолётах. За полчаса до взлёта прибыли ген. Варенников, посол Воронцов, работники посольства и представители аппарата советников и мы заняли места в четвёртом Ил-76. Строго по плану произвели запуск, выруливание и уход. Борта со спецназом пошли на Мары и Термез. Прощай, Афган! Примерно около часа летели в полной темноте. Внезапно в кабине фюзеляжа включился яркий свет, и все поняли, что мы пересекли границу СССР. Что тут поднялось! Взрыв ликования, объятия, откупоривание бутылок ... Мы сели ночью 14 февраля в Ташкенте (аэр. Тузель). Каждому из прибывших встречавший офицер вручал именные часы. В 10.00 утра 15 февраля последние солдаты и офицеры во главе с ген. Громовым на БТР-ах пересекли мост через реку и вошли в Термез, что широко освещалось по телеканалам. Так закончилось почти десятилетнее пребывание советских войск в Афганистане. 30.10. 2017г.
|