Главное, - не забывать…
Главное, - помнить…

Посвящаю Дмитрию Саввовичу Романюку,
генерал - майору ВВС СА,
Командующему ВВС 40А (1987 -1989)

 Я долгое время думал, получится ли у меня изложить письменно воспоминания об Афганистане, где я со своими боевыми товарищами нес службу с начала 1988 года и, практически, до полного вывода советских войск к себе, домой. Да, здесь я встретил друзей, которые, как и я выполняли воинский интернациональный долг. И не смотря на годы, а прошло уже более 35 лет как мы встретились, мы не прекращаем наше общение. Только боевые товарищи, которые с тобой делили и радостные события (а они случались) и горе утрат, которые тоже были, могут тебя понять. Недавно я прочитал рассказ близкого мне по духу человека, моего большого друга и боевого товарища Павла Григорьевича Винокурова (для меня просто, Паши), полковника, начальника КП ВВС 40А. Рассказ “Горячие деньки в Кабуле” был о нескольких последних неделях нашего пребывания в Афгане и весьма напряжённых событиях, связанных с поставками в больших количествах вооружений и продовольствия режиму Наджибуллы накануне вывода наших войск на Родину, в Советский Союз. В этом рассказе Паша уделил и мне внимание, как руководителю оперативной группы ВВС в провинции Кандагар, где по поручению командования 40 А (генерала Громова и генерала Романюк) мы решали задачу по организации нашей авиацией воздушных перевозок: вооружения, топлива и продовольствия в интересах правительственных войск РА из Советского Союза на аэродром Ариана (Кандагар). В одном из наших телефонных разговоров я уточнил некоторые детали нашего пребывания в Кандагаре, где наша опергруппа выполняла в Республике Афганистан свою крайнюю задачу. События там тогда разворачивались достаточно драматично. Павел Григорьевич, выслушав мой рассказ, сказал, что никто, кроме меня уже не сможет описать того, что было. На что я возразил, что, мол, стерлись из памяти даты, фамилии. А документов, которые мы вели во время нашей работы, где были бы имена или другие конкретные маркеры упоминаемых событий попросту не осталось (мы их уничтожили). Тогда он заметил, что важно очень передать саму атмосферу происходящего, сам, так сказать, дух событий, а это, в смысле понимания происходящего, гораздо важнее указания номеров частей, количества перевозимых грузов и точного перечисления участников. "А если ты этого не сделаешь, - добавил он - то это просто “канет в реку забвения, что очень жаль, так как из пазла событий будет выдернуто несколько важных фрагментов, от чего картина очень потеряет в ценности”. А на моё возражение, что я не любитель писать и никогда этим не занимался, Паша сказал, мол, Володя, даже то, что ты при встречах с пацанами рассказывал, попытайся просто изложить, а уж если встретишься с затруднениями, помогу, и он меня убедил.
  Начну несколько издалека, чтобы позднее, по ходу повествования, не возникало неясностей во взаимоотношениях между участниками событий.
     В Ордена Ленина Забайкальский военный округ (ЗабВО) я прибыл из Южной группы войск (Венгерская Народная Республика) осенью 1980 года на должность офицера по боевому управлению истребительного авиационного полка. В апреле 1982 года, после собеседования в штабе ВА, был назначен на должность старшего оперативного дежурного по перелетам на КП 23 ВА (Забайкальский военный округ, город Чита). Служба мне нравилась и проходила она успешно.
    В годах 1986-87 в звании майора я служил на должности ОД КП 23 ВА (оперативного дежурного командного пункта воздушной армии). А в году 1983 на должность командира дивизии в гарнизон Степь прибыл Романюк Дмитрий Саввович. Он сразу выделился жёсткой требовательностью к подчинённым, притом не только и даже не столько к лётному составу частей, что естественно диктовалось требованиями боевой готовности и высокой лётной выучки. А особенно к командному составу частей обеспечения - тыловым и связи. И свою точку зрения зачастую выражал он в соответствии с его взрывным характером и в свойственной ему манере повышенных тонов. Притом, в основном - по делу и с положительным эффектом.
    Забайкалье отличается резко континентальным климатом и морозы зимой здесь бывают жестокие, до 40 град. и ниже. А в гарнизоне перебои с отоплением, с водой, светом. Температура в квартирах – 12-14 градусов. Быт не устроен, ГДО (гарнизонный дом офицеров), магазины, детсад, все в плачевном виде. Лётчикам и техникам с утра на полёты, а жёны замерзают, детишки болеют…И деваться им некуда - вокруг на тысячи километров степь и тайга. Так вот, именно Романюку, с присущими ему энергией и стилем обращения с нерадивыми командирами, удалось исправить положение в гарнизонах авиационной дивизии за считанные месяцы.
  И когда генерал Романюк был командиром иад (истребительно авиационной дивизии) в гарнизонах Степь и Чиндант жизнь личного состава координально изменилась. Появился новый магазин, школа, детсады, ГДО. Этого не могли не видеть военные и члены их семей и, несмотря на крутизну характера, Дмитрию Саввовичу многие были благодарны по справедливости.
    А примерно в 1986 году генерал Романюк Д.С. получил повышение и был назначен на должность заместителя Командующего 23 ВА по боевой подготовке. Это должность летная, и, как водится, заместитель Командующего по боевой подготовке, откуда прибыл, там и продолжает поддерживать свои летные навыки.
  Однажды, весной 1987 года, я заступил на боевое дежурство, а генерал Романюк Д.С. на вертолете Ми-8 улетел в гарнизон Степь для участия в полетах. Была летная смена "день-ночь". К концу полетов испортилась погода. Из Монголии вышел малоподвижный циклон и заполнил обширную территорию Забайкалья. Полеты в Степи я остановил по погоде. А через некоторое время на меня вышел г-л Романюк и стал возмущаться, почему я не разрешаю вылет Ми-8 и его перелет в Читу. На объяснение, что низкая облачность, которая закрыла на маршруте перевал в Карымском районе, не позволяет выполнить перелет, я услышал много чего. Но решения я своего не изменил и предложил генералу выехать в Читу на поезде. Он в свойственной ему манере отверг мое предложение. И после нескольких еще звонков и общения на высоких тонах, на связь не выходил.
   Так сложились обстоятельства, что дежурство с товарищем мы несли через сутки. Вновь заступив на смену, я узнал и о его беспокойном дежурстве, в основном связанным с перелетом зама командующего ВА в Читу. Погода не менялась. Романюк требовал разрешения на вылет, я вылет запрещал, так как оставалась реальная угроза безопасности перелёта, а из-за обширности циклонической деятельности и обойти перевал было не возможно. И так продолжалось в течении недели. Наконец генерал Романюк приехал в Читу на поезде и прибыл сразу на КП на совещание, которое проводил по утрам командующий. Командующий еще не подошел. Зайдя в зал боевого управления, Дмитрий Саввович поздоровался со всеми присутствующими, в том числе пожал руку и мне. Потом резко покраснел и стал на меня кричать: «Вы - наглый майор»,- и это было самое приличное, что услышали окружающие нас начальники служб. Дальше было все просто: на его оскорбления я стукнул кулаком по столу и крикнул ему в лицо: “Садись на моё место, генерал, и управляй”. Романюк, явно этого не ожидал, он скинул свою фуражку под ноги, растоптал ее и, резко повернувшись, покинул командный пункт.
    После этого события генерал Романюк при мне на КП появлялся очень редко. Мои доклады для него были, в основном, по телефону. Конечно, мое поведение меня не красит, но этот случай, в дальнейшем, многое поставит на свои места.

Весной или в начале лета 1987 года, после Военного Совета Воздушной Армии, генерал Романюк Д.С. забежал возбужденный на КП ВА и выпалил: «Я в Афган, кто со мной?». И тут я ему сказал: «Возьмите меня». Было видно, что я его обескуражил. «Осипов? Почему?». А у меня были причины личного характера (распалась семья), и я это событие тяжело переживал. Особенно редкие встречи с сыном. После нескольких слов, которые объясняли мое желание сменить место службы ЗабВо на Афганистан, ему стало все ясно и он прекратил дальнейшие распросы и только сказал: «Я тебя заберу».
    Через несколько дней генерал Романюк Д.С. убыл в Афганистан на должность командующего ВВС 40А.
    Прошло некоторое время, и где-то в августе или сентябре, в очередное моё дежурство на КП, по ВЧ звонит Романюк и спрашивает не передумал ли я. Я не передумал, тогда он спросил, на какой должности я был на КП ВА. Должность была подполковника. На что он сообщил, что таких должностей на данный момент в ВВС 40А нет. И есть только капитанские. Я без раздумья сказал, что согласен. Получил ответ: «Хорошо, жди вызова». А часа через три Романюк позвонил еще раз и сказал мне, майору:" Поедешь в Афган на полковничью должность". Признаться, такое было для меня полной неожиданностью, учитывая наши отношения в результате упомянутого конфликта. Но как я узнал позднее, несмотря на его крутой характер и манеру обращаться с подчинёнными на повышенных тонах (это ещё мягко сказано), генерал был абсолютно не злопамятен и умел ценить в подчинённых их деловые качества (за время службы в Афганистане я не слышал ни разу, чтоб он отказал хоть кому-либо в представлении на награду, на очередное или внеочередное воинское звание). Ну, такой вот был генерал. С ответом я не замедлил, хотя и не очень представлял род своей деятельности в "горячей" точке. «Здесь учатся быстро»,- сказал Командующий. И я стал ждать вызова. Необходимые распоряжения по линии кадров были даны, но мне опять пришлось ждать несколько месяцев приказа: не часто простого майора согласовывают в Москве на полковничью должность.
    Наконец, получив вызов и положенные в таком случае медицинские прививки, я убыл к новому месту службы. 5 января 1988 года я был уже в Ташкенте, в аэропорту Тузель. Там мне повторно сделали уколы против гепатита, холеры и брюшного тифа, а 8 января я благополучно прибыл в Кабул.
    О своей должности я узнал следующее. В связи с резкой активизацией сил, поддерживающих душманов против правительства Наджибуллы, увеличились поставки вооружений и боеприпасов в основном со стороны Пакистана, который выполнял роль перевалочной базы вооружения и содержал много центров подготовки моджахедов Их спонсировали американцы и другой сброд, какого в нашем Мире оказалось очень много.
    В связи с этим возникла необходимость усиления борьбы с этими поставками, в основном поставки осуществлялись в виде, так называемых, караванов. Министерством обороны совместно с командованием 40А была спланирована долговременная операция “Заслон”. Общее руководство осуществлял начальник Генерального штаба Маршал Ахромеев С.Ф., родоначальник советского спецназа. Командованием 40А были проведены мероприятия как по линии нашего спецназа, так и в направлении обеспечения этого мощного контингента силами взаимодействия с авиацией через применение ГБУ (групп боевого управления), то есть авианаводчиками и теми, кто координирует их действия и руководит ими. С этой целью в штатный состав управления ВВС 40А было введено три полковничьи должности - заместителя начальника штаба по боевому управлению. Именно эту должность и имел ввиду Командующий ВВС 40 А Романюк Д.С. К моменту моего прибытия на этих должностях уже выполняли боевые задачи подполковники Владимир Александрович Гудзенко и Николай Федорович Слёзкин (в последствии стали моими верными боевыми товарищами и по жизни большими друзьями.
    Так как целью моего рассказа является тема, связанная с событиями в самом конце нашего пребывания в Афгане, с середины января по первую декаду февраля 1989 года, то не буду останавливаться на многочисленных операциях, проводках колонн, уничтожении караванов и многом другом в районах Кандагара, Лашкаргаха, Шахджоя, Гардеза, Газни, Хоста, Джелалабада, Асадабада и многих других живописных мест юга и востока Афганистана, находившихся в зоне моей боевой ответственности. За небольшой срок пребывания в Афганистане мне пришлось выполнять разные боевые задачи. Успешно и без потерь в личном составе. Возможно, некоторые эпизоды в дальнейшем и найдут своё отражение в памятных заметках, достойных размещения на афганском сайте. Но, к делу.
    Как я уже отметил, речь пойдёт о непродолжительном временном интервале с начала второй декады января 1989 года. К этому времени многие части и соединения уже покинули Афганистан по плану вывода войск. Соответственно выходили и авиационные части, и подразделения, а также офицеры управления ВВС - по возможно допустимому максимуму. Часть из них “осела” в Найбабаде, месте дислокации оперативной группы 40А, в их числе и Володя Гудзенко, ответственный от ВВС за взаимодействие авиации с пехотой на восточном направлении. Второй мой соратник, Коля Слёзкин, сидел в Шинданде, с той же задачей на западном направлении в интересах 5мсд. Я находился в Кабуле на территории аэродрома вместе с немногочисленной группой офицеров штаба ВВС 40А. И все мы готовились убыть к новому месту службы в Союз.
    Уже упоминалось, что никаких записей я не вёл, но сейчас, опираясь на рассказ Паши Винокурова, могу почти точно ориентироваться в датах происходящих событий. Итак, мои сборы в Союз были прерваны вызовом к командующему.

К себе в оперативную группу я взял штатного руководителя полётов 120 иап из Баграма подполковника Сахарова Андрея для приёма и выпуска самолётов, начальника ГБУ (группы боевого управления) капитана Скуднова Александра для осуществления взаимодействия боевой авиации и личного состава приданной нам роты мотострелков (по вызову в случае необходимости) и двух прапорщиков-радистов из обс и рто (отдельного батальона связи и радиотехнического обеспечения) с аэродрома Кабул для установки приводной радиостанции, развёртывания светотехнического оборудования, налаживания и поддержания устойчивой радио-, а также телефонной связи.
    18 января на почтовом Ан-26 наша группа перелетела на аэродром Шинданд.
    20 января, дозагрузившись бойцами и техникой, в 5 утра мы вылетели на Ан-12 из Шинданда в Кандагар. Ещё при погрузке я познакомился со старшим всего личного состава “пехоты” из состава 5мсд, из Шинданда. Капитан, командир разведроты. Мы почти сразу перешли на “ты” и по именам. К сожалению, ни имени, ни фамилии его не помню. Запомнилось одно, этот командир четко знал задачу и умело руководил своими подчиненными командирами и бойцами.
     Около 6.00 утра, на рассвете, три Ан-12 с интервалом 1-2 минуты произвели посадку и на пробеге, на малой скорости высадили нас прямо на ВПП. (Во время учебно–тренировочных полетов есть упражнение "посадка и взлет с конвейера"). Мы выкатывались на взлетную полосу и сразу освобождали ее для посадки, выгрузки и взлета другого самолета. Надо отдать должное мастерству и профессионализму экипажей наших Ан-12. Ведь они сажали машины на аэродром, где не было наших вот уже 6 месяцев. Аэродром, с неизвестным на тот момент состоянием ВПП, не обеспеченный радио и светотехническим оборудованием (все было или демонтировано или уничтожено). Я летел на самолете, командиром экипажа которого был Витя Царалов, летчик инспектор, мой сосед по 6-му модулю в Кабуле. Мой большой товарищ.
    На аэродроме все было спокойно. В начале, сразу после прилёта, нужно было понять, где разместиться, найти относительно безопасное место в опустевших терминалах когда-то международного аэропорта АРИАНА. Кроме этого, выбор места был обусловлен необходимостью близкого расположения к КДП и к стоянке прилетающих самолетов, которые ожидались уже в ближайшее время. Наши мотострелки занялись обустройством в привычном для них полевом режиме, а мы пошли на КДП (командно-диспетчерский пункт), чтобы ознакомиться с состоянием рабочего места, где нам придется работать, его обеспечением радио и техническими средствами. В это время к нам, в Кандагар, уже летели Ан-12 с БТР на борту. Посадка, выгрузка техники. И так весь этот и последующий день.

Каждый день через разведчиков (а они имели свою агентуру) я уточнял позиции, откуда духи наносили по нам ракетные удары. Координаты сообщались на КП ВВС и передавались в Шинданд. Из Шинданда нас поддерживала боевая авиация, которая наносила БШУ (бомбо-штурмовые удары) по позициям, откуда вели обстрелы душманы. Без этой поддержки нам было бы совсем туго.
    Но вот что было всегда удивительно, так это то, что после ударов нашими боевыми самолетами из того места, куда легли бомбы, через 10-15 минут к нам вновь летели духовские РСы.
   Хочу отметить мужество, выдержку и исключительно грамотную и слаженную работу РП (руководителя полетов) Андрея Сахарова и начальника ГБУ Александра Скуднова, которые четко решали задачу по приему и выпуску самолетов транспортной авиации в этих непростых условиях.
      Следующая ночь была напряженной. Было принято около 20 самолетов. Обстрелы не прекращались. Но наши пилоты, несмотря на сложность наземной обстановки, справлялись с поставленными задачами. Перевозки шли по плану. Отдыхать приходилось урывками, спали часа по 3-4, но спать не хотелось, разбитыми себя мы не чувствовали.
    Однажды проснулся от ощущения, что кто-то по мне ходит, вернее переступает с ноги на ногу. А спал я в терминале на полу, под окном. Так безопаснее, привычка. На мое возмущение я услышал примерно такое: "Лежи, молчи, не шевелись". Потом был выстрел, затем еще и еще. Всего пять. На мне пристроился наш боец, снайпер. Он положил пять из шести духов, которые пытались прокрасться в наше расположение. Шестой был пожилого возраста. Место ему определили. Поставили охрану, а после соответствующего воздействия, он рассказал, что задача их была отравить колодец, которым мы пользовались. Часов через 5 старца забрала афганская служба безопасности.
    Так шли дни и ночи. Духи не оставляли нас в покое. Продолжались обстрелы из РСов и стрелкового оружия различного калибра. Притом, в их тактике появились вылазки диверсионно-разведывательных групп, которые подходили максимально возможно к ВПП и пытались обстреливать заходящие на посадку самолёты. Можно было считать нас осаждённым гарнизоном, находящимся в глубоком тылу. До ближайшего гарнизона, где были наши войска было не меньше шестисот километров.
     И хотя оборона периметра аэродрома была организована, неравные возможности не заставили себя ждать. На следующий день, а, вернее, ночь, Ан-12, заходящий на посадку с грузом снарядов для реактивных установок Град, на выравнивании, вблизи ближнего привода был обстрелян плотным огнём из ДШК и, при касании ВПП, буквально развалился на две части по 34-му шпангоуту.
    От того, что происходило на полосе, стало жутковато: фюзеляж без хвостовой части мчался по полосе, стабилизатор с килем и кабиной стрелка-радиста, образуя огромное количество искр, с большой скоростью вращаясь вокруг своей оси и по инерции следуя вперёд за фюзеляжем и тормозя об бетонку, собирал по пути на ВПП боковые фонари светотехнического оборудования и кабель. Полоса погрузилась в темноту.
    В это время над нами находилось восемь Ан-12, загруженных и готовых к заходу на аэродром. Первым делом я дал РП команду запретить дальнейшую посадку, отправить экипажи на аэродром вылета. Своё решение передал на КП ВВС. Фюзеляж самолета в конце пробега сошел с ВПП (экипаж не удержал машину) и остановился метрах в тридцати от обвалования, где когда-то находилось РСП. Сбежав с КДП, вместе с Сашей Скудновым и одним из прапорщиков мы на БТР помчались к месту, где должна была оказаться хвостовая часть самолета. Была кромешная темнота, полоса не горела. Минуты через три,наконец, мы увидели хвост самолета, но в кабине стрелка-радиста не оказалось. Минут десять мы ездили по полосе там, где двигалась кабина, и пытались с помощью фароискателя бронетранспортера обнаружить стрелка-радиста. Все было тщетно. Поехали к передней части самолета. Экипаж нервно курил. К самолету уже подъезжали для разгрузки «зеленые». Этим было все нипочем. Я спросил, мол был ли в экипаже стрелок? Командир подтвердил, что был. Настроения не было, а тут стало еще хуже. Поехали опять искать. Не нашли. Самолет уже разгрузили. Забрал на БТР экипаж. Приезжаем в расположение и видим, наш искомый стрелок-радист жив, здоров и пьян. Угостили командиры-пехотинцы. Конечно, стресс нужно было снять. А вот как он добрался от кабины, история умалчивает.
     У меня сразу отлегло от сердца: все живы- здоровы!
Продолжение на следующей странице